Цянь Чжуншу - Осажденная крепость

Женщина подумала, что бог хочет перепугать ее до смерти; негодуя и страшась, она опрометью бросилась восвояси. Угрожающая ей опасность лишиться единственного мужчины возродила в ней желание владеть им. Она села возле его изголовья, разбудила его своим лобзанием и обняла. Каждое ее слово теперь звучало как поцелуй, на нем как бы оставалась влага ее губ:

— У меня лишь ты один! Я люблю одного тебя! Без тебя я не смогу жить. Попробуй кто-нибудь тебя сманить — и я ни перед чем не остановлюсь, жизни не пожалею!

Пробужденный от сладкой дремы мужчина долго не мог ничего понять, а услышав из уст женщины заявление, подтверждавшее ее право собственности на него, забеспокоился: дело в том, что ему приснилось нечто такое, о чем женщине не следовало знать. Устав от эмоционального напряжения и от объятий, женщина забылась тяжелым сном. Он же потихоньку встал, выбрал пару кусков мяса пожирнее и понес их в дар богу.

— О владыка, безгранично твое милосердие! Снизойди к моей искреннейшей просьбе, прими этот ничтожный знак почтения. Все, что у нас есть, даровано тобой, вот и это мясо тоже. Поэтому мы можем принести к твоим стопам лишь чистоту своих помыслов. — Так говорил мужчина.

Тут господь возрадовался пуще прежнего — ведь человек впервые принес ему жертву. Наверняка та женщина, подумал он, послала мужчину, чтобы он от ее имени выразил раскаяние. Но высказывать радость нельзя — чего доброго, они же его и запрезирают. Поэтому он хранил молчание с выражением лица, которое французские и испанские романисты передают вот так:

«?»

Не заметив на божьем лике признаков неудовольствия, мужчина набрался храбрости и продолжал:

— Есть у меня, владыка, маленькая просьба…

Тут до господа дошло, что поднесенные ему куски мяса — это такое же средство задабривания, как кокетливые улыбки женщины. Создай бог мужчину более привлекательным и не столь грубым, тот не стал бы тратиться на мясо.

— Я прошу создать для меня еще одну женщину…

— Женщина только что обращалась ко мне с такой же просьбой, — прервал его речь господь.

Он был разочарован и раздосадован. Что касается мужчины, то он удивился и возрадовался словам бога и подумал: «Эта баба чертовски проницательна! Как она разузнала о моем сне? И зачем полезла ко мне с объятиями и нежными словами? Видно, она решила-таки пожертвовать своими интересами и даже попросила бога выполнить мое тайное желание, но потом испугалась, что новая женщина отберет меня у нее. Но как же можно расстаться с такой великодушной, заботливой подругой!»

Богу он, однако же, сказал нечто другое:

— Да, ей стало скучно, и она захотела завести себе подругу.

— Ошибаешься! Я сказал: «с такой же просьбой», но речь была вовсе не о ее подруге. Она просила меня создать другого мужчину, покрасивее тебя. Понял, болван?

Разочарованный в не меньшей степени, чем бог, мужчина быстро спросил:

— И ты выполнил ее просьбу, владыка?

Господь, которому уже понравилось выказывать свой гнев, сурово возгласил:

— Очень жалею, что не согласился. Вы, я вижу, достойны один другого. А ну проваливай! И впредь будь осмотрительнее, а то я уничтожу твою женщину! — Тут он решил, что эта угроза недостаточна сильна, и добавил: — И больше не буду давать тебе мяса!

Испугавшись столь ужасной перспективы, мужчина задрожал и побрел обратно, несолоно хлебавши. Господь же вздохнул при мысли о том, сколь несовершенны созданные им люди. Впрочем, их несовершенства распределены очень равномерно, они гармонируют одно с другим, как две строфы одного стихотворения. Бог не удержался, чтобы не восхититься собственным артистизмом и чувством равновесия.

И мужчина и женщина раскрыли богу свои личные секреты, и оба безрезультатно. Мужчина боялся, что господь расскажет о его просьбе женщине, а женщина опасалась, не выдал ли бог ее мужчине. Не сговариваясь, оба они затаили обиду на всевышнего и стали принимать меры, дабы предотвратить разглашение их маленьких тайн.

— Всяких припасов у нас достаточно, можно уже ни о чем не просить бога, — сказал мужчина.

— Да он уже выказал все свои таланты, теперь, сколько ни проси, все равно ничего нового не дождешься. Да и смотреть на его физиономию надоело, — добавила женщина. Мужчина тотчас же подхватил:

— Давай уйдем подальше, перестанем замечать его, сделаем вид, что его нет.

Так мир божественный и мир земной стали удаляться друг от друга. Видя, что его план сблизиться с сотворенными им существами не удался, господь изобрел новый хитроумный способ воздействия на людей. Слишком беззаботно они живут, надо заставить их испытать трудности и страдания. Тогда они, согласно Писанию, «в нужде возопиют к небу» и поймут, что с ним шутки плохи.

В тот вечер только что уснувшие мужчина и женщина вдруг вскочили в испуге, расслышав могучий рев, доносившийся издалека. До сих пор только люди вкушали скоромную пищу, все же прочие животные — коровы, овцы, свиньи — были вегетарианцами. Господь наставлял их в духе «пусть люди едят меня, я же буду есть траву». А теперь объявился еще один мясоед, который не только может отнять у людей добычу, но и полакомиться ими самими. Он явно не знает, что человечина несъедобна так же, как мясо кошек и собак, — ведь горные и морские чудища зарились на плоть Танского монаха [157] Танский монах — герой фантастико-приключенческого романа У Чэнъэня «Путешествие на Запад». лишь потому, что он происходил из благочестивого рода, десять поколений которого не прикасались к скоромному.

Услышанные нашей парой звуки были ревом голодного льва, рыскающего в поисках добычи. Расслышав в этом рыке враждебность, они инстинктивно задрожали. Отдыхавшие вокруг них домашние животные разом вскочили, навострили уши и затаили дыхание, как бы ожидая чего-то необычного. Это еще более обеспокоило людей. Вскоре львиный рык прекратился, и расколотая им тишина ночи вновь сомкнулась над ними. Вскоре и животные поняли, что опасность отступила, и вздохнули с облегчением. Мужчина потрогал ближайшую овцу — шерсть ее была влажной и теплой, как после обильного потения. Женщина произнесла вполголоса: «Не иначе это бог строит нам каверзы. Давай пойдем поищем пещеру, мне боязно спать под открытым небом».

Они загнали скотину в ущелье, а сами расположились в ближней пещере. Мало-помалу напряженность оставила их души и тела, на смену ей явилась приятная истома, и люди уже готовы были снова впасть в забытье, как вдруг что-то заставило их разом вздрогнуть и забыть про сон. Леденящий страх сковал им сердца, не давал пошевелить ни рукой, ни языком. Источник этого ужаса, казалось, наблюдал за ними из темноты, примеривался к ним. Они не смели вздохнуть, холодный пот лился ручьями. Само время словно бы застыло от ужаса и прекратило течение свое. Но вот страх их улегся, в воздухе почувствовалось облегчение, и в пещеру заглянули первые лучи зари. В то же самое время неподалеку от пещеры завизжала свинья. Впрочем, визг тут же и оборвался, как будто его обрезали острым ножом, и наступила тишина. Воцарилось полное спокойствие. Мужчина подложил женщине под голову свою руку, а она прильнула к нему; прежде их так сближали лишь чувственные порывы.