Цянь Чжуншу - Осажденная крепость

Гао в ответ улыбнулся:

— Я смотрю на вещи несколько иначе. Видные ученые — это хорошо, но у них свои виды, они не зависят от университета, скорее университет зависит от них. У них свои запросы и капризы, они не станут отдавать преподаванию все свои силы и тем более не станут выполнять все предписания руководства. Видному-то ничего не стоит устроить скандал, замену ему подыскать будет нелегко, а заменишь — студенты поднимут из-за этого шум. По-моему, университет должен готовить не только студентов, но и профессоров. Надо набрать людей неименитых, которые своим положением были бы обязаны университету и знали бы, что их всегда можно заменить — такие люди будут отдавать общему делу все силы. К тому же для университета, как и для всякого учреждения, должна быть разработана методика управления, в нем не должно быть людей, претендующих на исключительное положение и потому неуправляемых.

Эта тирада вызвала восхищение присутствующих, тем более что Гао Суннянь произнес ее экспромтом. Ободренный похвалами друзей, он стал считать, что и впрямь создал некую безошибочную теорию управления, и зауважал себя еще больше. Он развивал свою концепцию при всяком подходящем случае, каждый раз добавляя:

— Я биолог, и университет представляется мне единым организмом, в котором преподаватели выполняют функции клеток.

Это изречение вполне можно было считать новой аксиомой, и именно на ее основе Ли Мэйтин, Гу Эрцянь и тем более Фан Хунцзянь получили счастливую возможность стать профессорами. В университет они прибыли в четвертом часу дня. Услышав об этом, Гао помчался приветствовать их в общежитии преподавателей. Но когда он вернулся в свой кабинет, его вновь стали одолевать мысли, от которых уже месяц не было покоя. После того, как недалеко от Чанша развернулись бои, девять из каждых десяти приглашенных преподавателей прислали телеграммы, прося под тем или иным предлогом расторгнуть контракты. Вести занятия было почти некому — хорошо еще, что из-за военных действий пока собралось лишь сто пятьдесят восемь студентов.

Теперь сразу явилось четыре преподавателя, ряды наставников стали более внушительными, и можно было уже слать победную реляцию в министерство. Но предстояло неприятное объяснение с Ли Мэйтином и Фан Хунцзянем. Дело в том, что помощник министра Ван рекомендовал на должность заведующего отделением китайской филологии некоего Ван Чухоу. На это место давно уже был приглашен Ли Мэйтин, но Ван Чухоу был дядей помощника министра, да и репутацию имел более солидную. Напуганный массовым дезертирством преподавателей, Гао решил, что и эта шанхайская группа с полпути вернется обратно, и лучше в складывающейся ситуации ублажить помощника министра. Разумеется, он не мог теперь так просто отделаться от Ван Чухоу, но ведь и Ли — старый его приятель, да к тому же с характером. С этим молодым человеком, Фаном, будет полегче. Его рекомендовал вместо себя Чжао Синьмэй, да еще — вот балда! — написал, будто он получил в Германии докторскую степень. Но из анкеты было видно, что никакой он не доктор — просто студент, пошатавшийся по разным заморским университетам. Вдобавок он никогда не занимался политологией, так что профессорская должность для него слишком жирный кусок. Он тянет в лучшем случае на доцента, и надо попросить Чжао Синьмэя объяснить ему, что слишком быстрая карьера может повредить молодому человеку. Значит, труднее всего будет с Ли Мэйтином. Но раз уж он с таким трудом приехал сюда, так сразу не уедет, обратный-то путь ничуть не легче. Пообещать ему что-нибудь — и дело с концом. Однако надо иметь совесть, ведь его из частной школы пригласили в государственный университет! Но это можно отложить на завтра, а сегодня… Сегодня вечером традиционный ужин у начальника полицейского управления. Здесь, в маленьком городке, о гастрономическом разнообразии можно только мечтать. Все местные блюда Гао давно приелись, но шел уже пятый час, пробуждалось чувство голода, и мысль о еде тревожила его воображение.

Добравшись до места назначения, шанхайская группа распалась, как разбивается в брызги волна при ударе о берег. Но в день приезда Фан и остальные трое мужчин еще сходили вместе в город постричься и помыться в бане. Вернувшись, они увидели на белой доске для объявлений розовую бумажку, извещавшую о том, что в половине восьмого студенты отделения китайской филологии устраивают чай в честь господина Ли Мэйтина. Тот донельзя обрадовался, но вслух сказал:

— Экая досада! Я так устал, хотел сегодня лечь пораньше… Эти ребята такие восторженные, не задумываются, что и как. И откуда они узнали о моем приезде, как вы полагаете, господин Чжао?

— Безобразие! — зашумел Синьмэй. — Почему студенты отделения политических наук не устраивают вечера в мою честь?

— А куда спешить? Кстати, может быть, вы сегодня сходите вместо меня? А я бы лучше поспал.

Гу Эрцянь вздохнул и покачал головой:

— Что ни говорите, а занятия китайской литературой приучают к вежливости. Студенты других факультетов не умеют так ценить своих наставников. — Тут он захихикал и посмотрел на Ли Мэйтина так, что господу богу стоило пожалеть, зачем он не дал человеку собачий хвост, виляние которого придало бы словам Гу еще большую убедительность.

— А вот я даже не знаю, на каком отделении буду работать. В телеграмме ректора об этом ничего не говорилось, — заметил Фан.

— Это не имеет значения! — поспешил ответить Чжао. — Ты можешь преподавать философию, китайскую литературу…

— А вот на это нужно мое согласие! — рассмеялся Ли Мэйтин. — Рекомендую вам, господин Фан, подлизаться ко мне — тогда все легко уладится.

Тут пришла Сунь и сообщила, что ее поселили в общежитие для студенток вместе с воспитательницей по имени Фань. Девушка тоже сказала Ли Мэйтину комплимент в связи с вечером в его честь. Тот небрежно усмехнулся и предложил:

— Мисс Сунь, зачем вам работать в отделении иностранных языков? Шли бы ко мне в ассистенты! И на сегодняшний вечер мы можем отправиться вместе.

Потом всей компанией ужинали в маленькой харчевне близ университета. Ли не участвовал в застольной беседе, не замечал того, что подавали на стол. Все решили, что он готовится к выступлению на вечере. Но он возразил:

— Ерунда! Чего тут готовиться!

Около девяти часов, когда Фан уже зевал и хотел лечь, к нему и Чжао Синьмэю в комнату вошел Ли Мэйтин. Приятели принялись было шутить, но заметили, что тот не в себе.

— Что, вечер уже кончился?

Ли молча плюхнулся на стул и запыхтел, как паровоз под парами. Его стали настойчиво расспрашивать. Тогда он ударил кулаком по столу, обозвал ректора мерзавцем и заявил, что дойдет до министерства просвещения, но своего добьется. Хорош ректор! Отправился к кому-то на ужин да так и не появился на вечере — это же прямое пренебрежение служебными обязанностями!