Натан Файлер - Шок от падения

Знаешь, что я сделал? На прошлой неделе я позвонил в кафе «Бобровая хатка», рядом с домом моих родителей, и снял у них зал на 15 августа.

Я решил устроить поминальную церемонию. Я не знаю, какими они обычно бывают, но помнишь, что я говорил тебе про Аннабель? Как у них было что-то вроде поминальной церемонии по ее маме. После этого я задумался. Я думал очень много. Мне кажется, нам тоже надо устроить нечто подобное. Я давно это планировал. Если тебе нетрудно, не могла бы ты мне помочь приготовить сэндвичи и все такое? Но это не обязательно, я могу и сам. До следующего четверга. Дед, надеюсь, твой кашель прошел.

Пока, Мэтт

18 июля 2009 г.

Дорогие мама и папа!

В прошлом году, когда я лежал в больнице, я сказал, что летом хочу кое-что сделать. Я не говорил, что именно, но вы ответили, что полностью мне доверяете.

Я тогда не поблагодарил вас. Поэтому сейчас я говорю: спасибо.

15 августа состоится поминальная церемония в честь Саймона. Я пригласил всю семью. Вернее, я приглашу их, но сначала вы должны дать мне их адреса. Я уже напечатал письма, купил конверты и марки. А еще я снял кафе «Бобровая хатка» на 12 часов. Еду я принесу.

Надеюсь, вы поймете, что я хочу все сделать сам. Мне нужно что-то сделать для него, потому что вы и так сделали очень много, а я ни разу не участвовал.

Пока, Мэтью

Тук

Тук Тук

Разумеется, разумеется, она пришла помогать.

— Напрасно ты привезла продукты, ба.

— Глупости. Привезла какую-то ерунду. Ты сам все купил.

Я был очень рад ее видеть. Я плохо спал. Готовить было особенно нечего, но я все равно страшно волновался. Бабушка зашла ко мне на кухню и увидала гору криво нарезанных бутербродов с ветчиной, сложенную на стойке.

— Чудесно, — сказала она, — ты почти закончил. А ты не забыл, что тетя Джеки — вегетарианка?

— Что, правда?

Бабушка улыбнулась и движением бедра отодвинула меня в сторону.

— Ты много сделал. Теперь позволь мне закончить. Ты пока прими душ и переоденься.

Когда я вышел из душа, все бутерброды были аккуратно разложены на подносе, а она присела на корточки перед духовкой, проверяя, готовы ли сосиски в тесте.

— Вовремя ты, — сказала она. — Помоги мне подняться. У меня колени скоро совсем расклеятся, это точно. И буду я, как твой дед.

Я помог ей встать на ноги.

— Я еще купил чипсов, — сказал я. — Положить их в салатники?

— Лучше сделать это прямо там, милый. А то без пакетов они заветрятся.

— Да. Правда. Просто… Хочется, чтобы все прошло идеально.

Бабушка ответила не сразу. Она достала из секретной пачки, лежащей у меня в ящике кухонного стола, сигарету с ментолом, закурила и выдохнула дым за окно. Загасила, докурив лишь до половины, потрепала меня по щеке и поцеловала в лоб.

— Не переживай, — сказала она наконец. — Все будет как нельзя лучше.

— Спасибо, ба.

Она постучала по деревянной стойке.

— Пора уже нести все это вниз, к машине. Это придется делать тебе: я со своими коленями не могу бегать вверх и вниз по лестницам.

— Спасибо.

Но все получилось не совсем прекрасно.

Нашлось много такого, о чем я сразу не подумал. Взять, к примеру, кафе «Бобровая хатка». На самом деле оно оказалось больше, чем я представлял по памяти, а нас было совсем немного.

Когда работник кафе встретил нас с бабушкой на парковке, чтобы отдать нам ключи, он стал объяснять, что нельзя загромождать пожарные выходы, потому что их уже за это штрафовали, и что они не позволят любительскому драмтеатру репетировать в следующем сезоне, если те не прекратят пачкать пол резиновыми подошвами, и как открывать и закрывать верхние окна с помощью палки с крюком на конце, и много еще такого, к чему я не особо прислушивался. Он спросил, сколько у нас будет народу, и посмотрел на меня так, словно я ошибся.

Аарон и Дженни не смогли приехать. Они послали с тетей Мел записку, в которой говорилось, что они сожалеют, но в этот день у их друга свадьба, и Аарон должен быть шафером. Так что они никак не смогут, но мысленно они с нами и надеются скоро увидеться.

Тетя Мел приехала и привезла с собой самого младшего из моих двоюродных братьев — Сэма. Но Питер был в отъезде — участвовал в соревнованиях на приз герцога Эдинбургского.

— Если бы он не поехал, — объяснила тетя Мел шепотом, — серебряной медали ему бы точно не видать.

— Конечно, конечно, — ответила ей мама тоже шепотом. — И ведь как с погодой повезло! Для похода, наверное, даже жарковато.

— Да, такая благодать! Но по прогнозу завтра уже похолодание.

Вся наша компания собралась вокруг длинного раскладного стола, на котором мы с бабушкой Ну расставили еду и бутылки с газировкой. За нашими спинами стояло несколько стульев, а за ними, рядом со стеной — еще штук пятьдесят, сложенных один на другой.

— Я не спросил тебя, как ты добралась, Мел, — сказал папа. Но, наверное, он все же спрашивал ее об этом, потому что она сначала заехала к родителям, чтобы переодеться с дороги. Зная папу, я думаю, что это было первое, о чем он спросил.

— Вполне нормально, спасибо, Ричард. — Тетя Мел повернулась к Сэму. — Правда, дорогой?

Сэм пожал плечами — у него во рту была сосиска в тесте, — и тетя Мел продолжила:

— Хотя машин очень много, особенно когда выезжаешь на…

— М4, — подхватил отец, энергично кивая. — Это правда. Я спросил, потому что ты сказала, что у вас не было времени заехать на заправку.

— Да, да. Но все равно. Они совершенно обнаглели, правда? Я слыхала, что собираются принять новые законы, чтобы как-то с этим бороться.

— Но ведь на этом рынке нет конкуренции, — сказал отец. — Это невероятно. Пять фунтов за бутерброд с сыром.

— И все остальное, — сказала мама.

— И все остальное, — сказал отец.

— Ты будешь пирог, Мэтт?

Это была студентка-практикантка, та самая, с золотыми колечками в ушах. Она украдкой заглянула через мое плечо, проходя мимо.

Там будут всякие неловкие разговоры.

— Э-э… Сейчас подойду, — сказал я ей. — Я уже почти закончил.

— Не торопись, — ответила она.

Сегодня трудно сосредоточиться: вокруг столько всего происходит.

Никого не волновали цены на заправках. Никто не хотел об этом разговаривать.

Но трудно было с чего-то начать, потому что мы не похожи на те семьи, которых показывают в «Истэндерс», где они всегда говорят о важном и значительном. В нашей семье вообще не принято много говорить, и когда мы все-таки разговариваем, то чаще всего ни о чем.

Беседа потихоньку замерла, и было слышно лишь щелканье настенных часов, пока мама не спросила тетю Жаклин:

— А какие у вас планы на лето?

Когда я последний раз видел тетю Жаклин, она всегда носила черное и даже красила губы черной губной помадой. И во рту у нее всегда была сигарета. Но теперь на ней было спадающее свободными складками яркое платье, на голове — розовый платок, и она вообще не курила.