Дорис Лессинг - Бабушки (сборник)

Уже четыре года прошло со встречи с тем высоким мальчиком, который оказался к ней так добр — настолько, что это событие так и осталось в памяти Виктории, оно фигурировало в ее снах — а тетя сильно болела. Рак. Надежды не было, Мэрион сама сказала об этом девочке. Медсестра, тоже с Ямайки, объяснила: «Есть время жить, есть время умирать. Твое время скоро придет, так что воздай хвалу Господу».

Мэрион Стивенс всегда ходила в церковь, но не в ту же, что эта медсестра. Они часто молились вместе, Виктория даже слышала, что они пели псалмы. Она сомневалась, есть ли за что воздавать Господу хвалу, ведь у нее перед глазами и днем и ночью постоянно была эта ужасно больная женщина. В церковь она ходить любила, когда на это было время, потому, что ей нравилось петь, но теперь приходилось сидеть с тетей. Сестра сказала Виктории, что на небесах ее вознаградят за все, что она делает для Мэрион, но Виктория промолчала: то, что ей хотелось сказать, было слишком грубым.

Ей приходилось очень тяжело, все это вместе: ходить в школу, делать уроки, когда каждую минуту тетя ее отвлекала: «Виктория, ты здесь?» Иногда больную вообще нельзя было оставить — в те дни, когда домработница не могла прийти, а это случалось часто: нагрузка у них была большая, немощных очень много. Зачастую они не сидели с больными, а просто проверяли, принимают ли те таблетки. Иногда обмывали неприятно пахнущее больное тело и сразу же уходили. «Я не стану медсестрой, не стану», — обещала себе Виктория. В школе ей сказали, что она легко сможет устроиться на эту работу, поскольку наверняка сдаст нужный экзамен. Говорили, что она умная. «Пора задуматься о том, какую профессию ты хочешь выбрать», — напоминали ей. Бесси собиралась пойти в медсестры. «Ну вот и пусть, а я лучше умру», — говорила себе Виктория.

Учителя ею гордились: немногие дети в этой школе подавали такие надежды, они, скорее всего, потом окажутся на улице. Когда девочке вообще не удавалось прийти в школу, ее прощали, оправдывали. Всем было известно, в какой тяжелой ситуации она оказалась, интересовались состоянием тети, сочувствовали. Кто-то из учителей предложил помолиться за нее, кто-то даже зашел к ней домой: Виктория понимала, что они хотят проверить, как у нее дела, зато она в это время могла пройти по магазинам. Домработница как будто бы всегда делала все неправильно, хотя Виктория и оставляла ей написанные собственноручно списки с подзаголовками «Продукты» или «Лекарства»; и список покупок из аптеки всегда был длиннее, чем из супермаркета.

«Девочка, тебе надо есть», — говорила Филлис Чедвик, принося ей понемногу всякой всячины, то супа, то пирога, но Викторию постоянно тошнило от запаха тетиной болезни. Иногда ей казалось, будто она медленно погружается в темную грязную воду, то есть — в болезнь, и идет и идет ко дну, но вверху, где-то высоко над головой, был свет, воздух, приятный запах чистоты. Когда это становилось совсем невыносимым, Виктория говорила тете, что вернется через минуту, летела по улице и останавливалась у дома Стэйвни, думая о том, что там — внутри его. Там было много места, хватило бы на всех. К этому времени она уже поняла то, что поначалу так долго не укладывалось в голове: в этом доме живет только одна семья — эта светловолосая женщина, мать, и Эдвард с Томасом. О том, что отца нет, девочка как-то и не задумывалась. Ни в одной семье из тех, что она знала, отца не было, ну, то есть настоящего, который бы жил с ними.

Ее тетя Мэрион никогда не была замужем. Когда здоровье еще позволяло ей интересоваться собственной судьбой, она сказала Виктории, что мужчин в ее жизни не было, но и страданий тоже. На этом ее объяснения закончились. Но если бы мужчина был, думала Виктория, хотя бы просто дядя, он мог бы помочь. А так — все легло на нее: не забыть заплатить по счетам, за свет, газ и воду, пропустить школу, чтобы записать показания счетчиков, взять на почте деньги за тетю. «Умница, — хвалила ее Филлис Чедвик, — какая же ты умница».

Но не слишком ли Виктория уже взрослая, чтобы называть ее умницей? Скоро ей исполнится четырнадцать. Уже грудь выросла. Она больше не малышка, но все еще спит на кушетке, и ее пожитки, весьма скудные, лежат в чемодане, на который накинута тряпка, чтобы можно было сесть, а одежда висит на вешалке в углу тетиной комнаты. Когда-нибудь, молилась Виктория, у нее будет свое жилье, своя комната. Тетя умрет, она займет ее комнату, это будет ее квартира.

В последние недели тетиной жизни Виктория совсем не попадала в школу. Она попросту сидела там, у смертного одра, настолько слившись с болезнью, что и сама испытывала боль в животе: у тети был рак желудка. Все это походило на один длинный, мрачный, дурно пахнущий сон. Сестры то приходили, то уходили, лекарства, чашки с питьем, которые стояли возле кровати и остывали, нетронутые, а тетя кричала от боли, и Виктория выдавала ей очередную порцию болеутоляющего. Как-то она спросила у Филлис Чедвик, почему тетю не могут положить в больницу. Ей объяснили, что этого не произойдет до самого последнего, а Виктория такая умница. «К тому же она тебя приютила. Не забывай этого, Виктория. Тетя столько для тебя сделала».

Наконец Мэрион забрали в больницу, и Виктория стала ее навещать, проводя с ней большую часть дня, хотя маловероятно, что тетя это осознавала. «Но — кто знает», — сказала Филлис Чедвик, и медсестры согласились с ней. «Сейчас никто точно не может сказать, в сознании они или нет». «Сейчас» относилось не к тому, что умирающие вдруг обрели новые способности, а к новому взгляду на пациентов: подозревалось, что они понимают все, что происходит вокруг, даже в коме, даже при смерти. Или даже после смерти?..

Тетя Мэрион умерла, и на Викторию легла обязанность организовывать похороны, под контролем Филлис, хотя все подписи ставил социальный работник, потому что сама Виктория была еще слишком мала. Она не могла понять: как, если она слишком мала, чтобы ставить подписи, в ее силах было заботиться о смертельно больной?!

Оставшись в пустой квартире, Виктория открыла окна, чтобы изгнать запах смерти и лекарств. Когда проветрится, она переедет в тетину спальню… пришел мужчина, выразил почтение и соболезнования по поводу смерти тети Мэрион, как и по поводу того, что девочка осталась одна на целом свете, и спросил, куда она собирается идти теперь. «Я останусь тут, в тетиной квартире», — ответила она. «Но тебе всего четырнадцать лет, — возразил мужчина, — одна ты жить не можешь».

Виктория не верила, что квартира не будет принадлежать ей, что у нее так и не будет собственного жилья, до тех пор, пока не пришла Филлис Чедвик и не сказала, что Виктории лучше пойти к ним. «Мы найдем тебе место, — обещала она. — Поселим тебя с Бесси». У нее было трое детей.