Дорис Лессинг - Бабушки (сборник)

Из непокорной девчонки родом из небольшого племени она превратилась в главу сильного государства. Я уверен, что Дестра ликовала. Она осознавала свои возможности. Она сразу же начала исправлять ошибки Жестокого Кнута, строить планы развития и процветания, нацеливаясь на движение вперед и успех. И эти планы охватывали не только время ее собственного правления, но и будущее. Тут Дестра осознала проблему, которая могла положить конец всему. У нее не было детей. Кому она доверит все, что создала? Она усыновила двоих из незаконных отпрысков Жестокого Кнута. Выбор был богатый: ДеРод казался чудесным малышом с присущим ему очарованием. А моя Шуша всегда была милой, доброй, любящей девочкой и постоянно всем улыбалась. Думаю, я в нее влюбился в самом раннем детстве. Дестра наблюдала за ними, смотрела и ждала. Не забывайте, что она сама выросла в многодетной семье и научилась уже в раннем возрасте распознавать характер, видела его с самого первого дыхания младенца. Шуша не смогла бы править, ей не хватало необходимой для этого твердости. Что же касается ДеРода… наверное, Дестра наблюдала за ним с ожиданием и надеждой — он был на редкость приятным малышом, я помню это. Он не отличался той же нежностью и теплом, что его сестра, зато природа наградила его великолепной внешностью. Год, два, три, четыре… пустое великолепие! Оставалось лишь сравнивать его с сестрой. Дестра наверняка надеялась, что если уж он не вышел таким же нежным и добрым, может, ему хотя бы достался ясный и живой ум…

Но она, кажется, рано обнаружила, каков ДеРод был на самом деле — умом его природа тоже не наделила. Я пришел к такому заключению, хотя мне больно даже думать об этом. Можно называть это разными словами, но в нашем языке они все недобрые. Он оказался дураком. Опять же — дураки бывают разные. В армии, где солдаты покорно выполняют приказы, это значения не имеет. ДеРод напоминает мне слабоумного, который бродит по улицам, красивый, улыбчивый, не сразу даже понимаешь, что в голове у него пусто. Этот несчастный часто сидит возле лужи, которая натекает из разрушающейся стены Водопада. Играет там с листвой и всяким мусором. Он насаживает листик на палочку, или протыкает палочкой листок — и у него получается целая армия человечков. Тогда этот дурачок начинает произносить перед ними речи, а они его слушают. Он и говорит, как ДеРод, то есть почти как сама Дестра, которая начинала свои выступления так: «Я объясню, что именно мы делаем…» ДеРод начинал как она (хотя люди, ни разу не слышавшие Дестру, этого и не поняли бы): «Я сейчас расскажу…» Но продолжение выходило неожиданным, например: «Вы видели новую армию? Видели новый кусок стены… говорят, там пять тысяч камней, с ума сойти, целых пять тысяч, красота. Ну да, скажу я вам, нам есть чем гордиться, на всем полуострове не найдешь такого города, который не боялся бы ДеРода…» И так далее, и тому подобное, иногда он мог балаболить так целых полдня, лишь бы его хоть кто-нибудь слушал. А люди слушают, вот что самое поразительное. Хотя в речах его не больше смысла, чем в бреднях того дурачка, что играет с листьями и палочками. «Я вам объясню, да-да, послушайте меня, с вами говорит Фенга! Я сделаю из вас армию, мы пойдем через горы и захватим рабов»…

Теперь я вижу нечто новое и в той нашей давнишней встрече возле Водопада. Как ДеРод все время смотрел вверх, как от облегчения у него расслабилось лицо, когда показалась та женщина и он побежал к ней — как ребенок бежит к маме, ища защиты…

Кто-то управлял ДеРодом, говорил ему, что делать. Та провинциалка? А после нее — другие женщины? Его нынешняя избранница — настоящая надзирательница. Вероятно, все эти годы он и не получал наших сообщений.

Представьте себе несчастного дурачка возле лужи на месте ДеРода. Он играл бы в армию, сочинял простые песенки, и все речи начинал бы словами: «А сейчас я вам расскажу»…

Когда до нас начали доходить сведения о других городах полуострова, мы, Двенадцать, очень интересовались, как правят там. В большинстве случаев можно было сказать: некомпетентно. Мы же сравнивали всех с Дестрой, мы знали, что такое хороший правитель! Некоторые главы соседних городов сразу казались идиотами, настолько неразумные решения они принимали. Если дурак, тупой человек, получивший в руки власть, привлекателен внешне, он («она» была только в Городах, нигде более, по закону, женщины не имели равноправия с мужчинами) может ослепить народ, заставить их радоваться, и люди не сразу заметят, каков правитель на самом деле. И ДеРод всегда был именно таким. Им достаточно было просто любоваться, малышом, мальчиком, подростком, он был крайне привлекателен, он ловко пользовался своими нескончаемыми чарами, он завораживал нас — и понимал это. Но на его мать это не действовало, нет!

Дурак, играющий возле лужи, тоже красив, и многие как будто не замечают его придурковатости. «Он такой необычный, согласитесь».

Дестра, наверное, с ума сходила от отчаяния. Снова выходить замуж она не хотела, ей хватило и первого раза. Еще бы! Может, она рассматривала вариант усыновить кого-нибудь еще, поумнее. Но ясно, насколько это могло быть рискованно. И она тихонько разработала новый план: Совет Двенадцати. Дестра решила выбрать детей из приближенных к власти семей, которые могли бы свергнуть ее, в случае, если она даст слабину. А так — она их обезоружила, с самого начала объявив, что эти дети будут руководить Городами, а один из них, не обязательно ее дочь или сын, унаследует престол. Дестра внедрила такое слово и понятие, как Демократия, продолжая традиции своего свекра. Она собиралась самостоятельно воспитать и обучить тринадцать детей у себя дома, а они, в свое время, сами должны были избрать того, кто лучше всех подходит на роль Правителя. Кто же сможет сделать более разумный выбор, как не те, кто знает друг друга всю жизнь?! Она наверняка думала, что в этом плане ошибки быть не может, но, оказалось, что в этом-то и просчиталась. Я вспоминаю прошлое, дом Дестры, всех нас в этом доме. Какими же прекрасными детьми мы были! Среди нас — и сын с дочерью Дестры, оба такие хорошенькие. Вспоминаю ДеРода, немного хвастливого, но при этом настолько обаятельного и услужливого, ему так хотелось всем нравиться: да, даже тогда разница между ним с сестрой бросалась в глаза. И мы, конечно, их сравнивали. Но на самом-то деле ДеРодом мы были ослеплены. Красота — страшная сила. Если к ней прилагается прекрасный характер и ум, разумеется, перед ней следует преклоняться, молитвенно складывая руки. Но чары этого красивого мальчишки, пустого и самодовольного, оказались ядовитыми. Дестра наверняка ночами не спала, опасаясь как за него, так и за нас. Но мы ДеРода поддерживали и не видели, что он пустышка. Я помню, как мы расстраивались, если ему не давалось что-то на уроках: все сразу же кидались ему помогать, объясняли, подтягивали. Хорошо помню эту его улыбку, он смотрел на нас с интересом и некоторым смущением, взгляд у него всегда был жаждущий, он пытался понять, учиться так же хорошо, как и остальные. Так оно и шло, наше зачарованное детство, под руководством нашей любимой Дестры. Ее мы воспринимали исключительно как Солнце, щедро дарующее нам свет и тепло. Ее лучезарность была для нас чем-то само собой разумеющимся, мы никогда не ставили ничего под сомнение, не оценивали ничего сами. В некотором смысле мы были продолжением Дестры: ведь человек превращается в того, кем восхищается.