Дорис Лессинг - Бабушки (сборник)

К ожиданию Джеймс привык, уверенный в том, что их с Дафной любовь неподвластна течению времени и никогда не угаснет. Они встретятся, и Дафна раскроет ему объятия — словно и не было долгих лет разлуки.

Хелен поинтересовалась, сколько лет мальчику, великодушно назвав его «дитя любви». Джеймс обрадованно расцеловал ее и сообщил точный — чуть ли не до минуты — возраст сына. Такая дотошность неприятно поразила Хелен: до сих пор у нее не было никаких оснований сомневаться в чувствах жениха. Она поняла, что нечаянно задела глубокую, тайную страсть Джеймса — так иногда во сне распахиваешь запертую дверь, за которой открывается яркий неведомый мир. Хелен поглядела на преобразившееся лицо Джеймса и едва не разорвала помолвку. Ей стало ясно, что он никогда не разделит с ней волшебный уголок своей души. Этот случай прояснил для Хелен ее отношение к Джеймсу, которое она не могла для себя сформулировать. «Я его заполучила, — думала она. — Я, а не та, другая. Он сказал мне, что любит меня». Сама Хелен очень тепло относилась к Джеймсу. Вдобавок, у нее тоже были интрижки (случайные связи в войну никого не удивляли), однако никто не разбил ей сердце, хотя один из ее поклонников погиб в Нормандии. Она рассказала Джеймсу о своих прежних связях и — к своему крайнему изумлению — разрыдалась, вспомнив об утраченных жизнях: ее поклонник, ее брат (утонул на переправе в Дюнкерке), ее двоюродный брат (убит при осаде Тобрука), знакомый в пожарной дружине (погиб при бомбежке Лондона).

Джеймс обнял ее, но Хелен знала, что его сердце никогда не будет полностью принадлежать ей.

— Сколько лет ребенку?

— Почти шесть… Пять лет, одиннадцать месяцев и десять дней.

Их свадьба была скромной.

Жизнь шла своим чередом. Каждое воскресенье Джеймс и Хелен приходили на обед к его родителям и проводили отпуск с родителями Хелен — те жили в Шотландии. Родилась дочка, которую назвали Дейрдре — в честь ирландской королевы, героини поэмы Джеймса Стивенса. Хелен стихи понравились, хотя она и шутила, что девочке непросто будет состязаться с такой необыкновенной красавицей. Впрочем, малютка росла прехорошенькой.

Через восемь лет после окончания войны Джеймс заявил Хелен, что собирается в Южную Африку. Он мог бы поехать туда и раньше, но не хотел плыть на корабле, пришлось дожидаться возможности отправиться самолетом. Хелен не возражала, зная, что это бесполезно. Джеймс никогда сам не упоминал о сыне, но если жена спрашивала, то тут же отвечал: «Сейчас ему семь лет, три месяца и десять дней», словно сверяясь с невидимым календарем. Она прекрасно понимала, что дело совсем не в возрасте ребенка.

Самолет приземлялся на дозаправку и долго стоял сначала в Хартуме, потом у озера Виктория, затем в Йоханнесбурге. Джеймс вспоминал свои мучения на военном транспорте и поражался легкости перелета. Наконец они сели в аэропорту Кейптауна. Джеймс поселился в скромной гостинице с видом на океан. В гавани среди бесчисленных кораблей мирно высился пассажирский лайнер, сверкая свежей краской. Джеймс достал из чемодана пухлый пакет и пошел по незнакомому городу. Наконец он попал на улицу, которую так хорошо помнил: ряд особняков, окруженных садами. На знакомой калитке почему-то красовалась фамилия Вильямс, а не Райт. В соседнем доме по-прежнему жили Стаббсы. Джеймс остановился напротив особняка Дафны и не сводил с него напряженного взгляда. Сам дом он помнил частями: веранда, его закуток, спальня Дафны. На веранду вышла пожилая женщина с книгой в руках, села в плетеное кресло, надела солнечные очки и посмотрела на океан. Джеймс перевел взгляд на особняк Бетти: за окнами кто-то шевельнулся. Горничная? Чернокожая женщина в белом тюрбане. Он перешел дорогу, толкнул калитку и встал под деревом в саду. Когда-то здесь ломились от угощения столы, толпились солдаты. Дерево в соседнем саду навечно запечатлелось в памяти Джеймса: там он увидел двух красавиц — блондинку и брюнетку — в ярких нарядах.

На веранду особняка Стаббсов вышла высокая женщина, поднесла ладонь к глазам, прищурилась и медленно направилась к Джеймсу. Она остановилась, опустила руку и подалась вперед, пристально рассматривая его. Что-то в ее позе показалось знакомым. Высокая худая женщина в коротком облегающем платье с сине-желтым геометрическим рисунком, узкий золотистый пояс, золотистые бусы… Нет, она ему незнакома. Худое загорелое лицо, короткие темные кудри, золотой браслет на тонкой руке… Браслет… Это Бетти!

— Что вы здесь делаете? — спросила она.

Он улыбнулся: что за абсурдный вопрос! Суровое выражение на лице Бетти сменилось хмурой гримасой.

— Вы Джеймс? Пожалуйста, уходите отсюда.

— Где Дафна?

Она замерла, обессиленно вздохнула и произнесла:

— Ее здесь нет.

— Где она?

Бетти подступила к нему на шаг. Он с тоской подумал, что эта мрачная, высокая и угловатая женщина когда-то была восхитительным созданием, ее чарующий образ Джеймс бережно хранил в памяти.

— Мне надо повидаться с Дафной.

— Говорю же вам, здесь ее нет.

— Где она?

— Она здесь больше не живет.

— Это я и сам знаю — на калитке другая фамилия. Она в Кейптауне?

— Нет, — с запинкой ответила Бетти.

«Врешь!» — подумал Джеймс.

— Я найду ее, — произнес он вслух, без угрозы в голосе, как будто напоминая себе, что может узнать адрес Дафны самостоятельно.

— Джеймс, — взмолилась Бетти, взволнованно прижав к груди худые загорелые руки. — Прошу вас, не делайте этого. Зачем вам? Вы хотите разбить ей жизнь? Разрушить ее семью? У нее трое детей…

— И один из них — мой.

— Вы явились сюда без предупреждения, просто взяли и приехали, так нельзя…

— Я хочу видеть сына. Ему скоро исполнится двенадцать лет… — сказал он и назвал точную дату рождения сына: год, месяц, число.

Бетти закрыла глаза. Веки ярко белели на загорелом лице. Она тяжело дышала. Он вспомнил, что глаза у нее были темно-карие, добрые, живые. И улыбчивое загорелое лицо. Он всегда думал о ней как о «смуглой деве» английских баллад. Сейчас в этих добрых глазах стояли слезы.

— Джеймс, вы хотите разбить ей жизнь?

— Нет. Я люблю ее.

— Вы ее уничтожите.

— Я хочу увидеть сына.

— Послушайте… — начала она и со вздохом умолкла. Да, она была очень испугана, но старалась защитить подругу.

— Вы с ней видитесь? — спросил Джеймс.

— Да, конечно. Она моя лучшая подруга.

Джеймс протянул ей пухлый пакет с письмами.

— Что это?

— Мои письма. Понимаете, я ей писал. Все это время. Только не отправлял. Сначала из-за цензуры, а потом… не хотел доставлять неприятностей. Вот, решил сам передать…

Бетти не шевельнулась.

Он настойчиво протягивал ей пакет. Бетти непроизвольно подняла руку и неохотно взяла письма.