Алексей Моторов - Преступление доктора Паровозова

Так, сосудик крупный секанули, ничего, прошьем, это мы быстро. Операционные сестры здесь — настоящий золотой фонд. Не успел подумать, а иглодержатель с иглой уже в руке. Теперь крючками в стороны потянем и глубже полезем. Ага, вокруг раневого канала ткани омертвели, но не так, как бывает, когда выстрел из автомата или карабина, а то я сегодня насмотрелся. Скорее всего, из пистолета шмальнули. Чуть сдвинем, еще бильрот! А сейчас плохо видно, нужно лампу поправить. Вот теперь отлично, теперь можно продолжать…

Удивительное дело, но я всегда хорошо себя чувствую в операционной. Не в том смысле хорошо, что не кашляю и не чихаю, а мне как-то по-особому комфортно. Тут вся работа на виду, никто не филонит, с другой стороны, никто не подгоняет, да и не в последнюю очередь потому, что все говорят вполголоса. Как еще в училище напросился на первой практике работать в операционную, сразу понял: есть там особая магия.

Странный какой-то раневой канал, идет сверху вниз, стрелявший, должно быть, огромного роста, если так пальнул. Кругом сгустки, видно, с момента выстрела времени прилично прошло. Вот и почка, выводим. Верхний полюс цел, надпочечник тоже, может, не все так плохо? Так, зеркалом сдвинем, посмотрим… А здесь уже беда. И резекцией тут не обойдешься. Хорошо хоть ножка не задета, а нижний полюс почти в лохмотья, даже мочеточник и тот отстрелен.

Скорее всего, пуля в кишках где-то, правда, пока кишечного содержимого в ране не видно, но это пока. Хирурги, те бы через лапаротомию сразу полезли, а мы люди простые, урологи. Ну, поехали, федоровский зажим на ножку, вроде он плотно сомкнулся, теперь раз, два, отсекаем, и все, левой почки нет! Хорошо, их две у человека. Во всяком случае, будем надеяться, что у нашего казачка есть еще одна, правая.

Да и вообще пока все идет как надо, сейчас ревизию раны проведем, пулю найдем, и, может, даже на чай времени хватит, ведь от того, что Сонька ночью надыбала, осталась щепотка заварки и два печенья, не пропадать же добру.

И тут ливануло! Крови было столько, что она моментально затопила рану. Откуда же так кровит? Не могли же все лигатуры разом соскочить? Да черт бы побрал, ничего не видно, отсос еще еле фурычит! А все я со своим чаем! Сглазил. Если мы сейчас это не остановим, он у нас за три минуты весь выкровит! Надо скорее лампу поправить и салфетками срочно сушить. Что же за день сегодня такой, никак он не кончится! Вроде простой день, понедельник, нет, уже вторник, пятое число. Ведь не пятница, не тринадцатое.

Дождь идет уже третий день, он льет почти без перерыва, вот и еще причина, чтобы отправиться в магазин в Зенькино. Потому как магазин этот стоит прямо на дороге, и значит, шлепать не по грязи, а по асфальту. А еще лучше взять и на попутке махнуть в Доусон. Там и от лагеря далеко, никто не увидит, и все-таки выбор какой-никакой. Но в Зенькино идти опасно: не дай бог, Мэлс Хабибович проедет на «рафике», схватит за задницу, и тогда неизвестно, чем все кончится. А до Доусона ни один попутный самосвал троих не возьмет. Ведь мы собрались именно втроем: я, Вовка и Балаган. Четыре бутылки водки — это вам не шутки, за четыре бутылки водки в любой деревне местные навешают будь здоров. Одна надежда, что кто-нибудь из троих сможет вырваться и убежать.

Вообще-то я решил идти с Вовкой Антошиным, но тут Балаган нам удачно подвернулся, еще часа не прошло, как он из Москвы приехал, а мы его сразу в оборот.

— Айда, Шурик, в магазин, а то нам вдвоем скучно.

Ну, Шурик и пошел. Он в этом году уже не пионер, а человек вольный, в лагерь приезжает только на выходные, потому что поступает в Первый Мед и уже сдал три экзамена. Биологию на пять, сочинение на четыре и химию тоже на четыре. Я его сразу начал по химии пытать всякими вопросами, но Балаган мне туманно ответил, что он эту химию как вчера сдал, так всю сразу и забыл. А Вовка отвел меня в сторону и говорит:

— Ты совсем какой-то странный, Леха, на черта Балагану химию знать, если у него мать секретарь парткома клиники акушерства и гинекологии.

Я, как ни старался, все равно в связь между парткомом и химией не врубился, но вопросы задавать перестал, хотя в следующем году, в восьмидесятом, мне и самому поступать. А Шурик тем временем гордо сообщает:

— Вот еще физику сдам, и все, больше я не абитуриент никакой, уже, считай, поступил, буду в «Дружбу» со следующего года вожатым ездить.

Мы с Вовкой тогда кивнули:

— Будешь-будешь, давай-ка в магазин сходи с нами для начала, абитуриент.

А все этот Мишка Радиобудка, наш радист.

Мишка Радиобудка был в лагере новым человеком, и человеком, надо сказать, непростым. Он являлся редким типом эрудита-всезнайки, причем на все имел свое, часто парадоксальное, мнение. Разговоры с Мишкой были и тяжелы, и увлекательны одновременно. Можно даже сказать, что меня эти разговоры закалили, и мое дальнейшее вступление во взрослую жизнь было лишено известного всем дискомфорта.

Вот, например, подхожу я к нему с абсолютно невинным вопросом: какие предохранители и на сколько ампер лучше купить для усилителей «Бриг»?

А Мишка не такой человек, чтобы взять и просто сказать, бери, мол, на пол-ампера. Нет, так ответить — себя не уважать. Еще бы, Мишка в нашем лагере — элита. Единственный, кто понимает, какие сложные процессы происходят не в примитивно устроенном человеческом организме, а в такой сложной электронной системе, как репродуктор.

— Скажи-ка мне, Леха! — начинал обычно Мишка. — Скажи, как ты думаешь, что быстрее сгорает при перепадах напряжения, которые случаются в сельской местности? Сложная электроника или дубовый предохранитель?

— Сложная электроника! — чувствуя подвох, отвечаю я.

— А ты не такой кретин, как порой кажешься! — с одобрением кивает Мишка. — Ну и чего ты тогда спрашиваешь?

— Так зачем тогда они нужны, Миш, эти самые предохранители? Может, и без них? Жучок сделаем, и порядок!

— Да ты что, совсем мудак? — возмущается он. — Да как же можно без предохранителя, без предохранителя нельзя, запомни это!

— А на сколько ампер тогда брать, Миш? — совсем уже ничего не понимая, сдаюсь я.

— Да возьми на пол-ампера, в самый раз будет, — говорит Мишка и довольный собой идет по своим делам.

Так вот, как только он узнал о моем завтрашнем дне рождения, так и пошел меня обрабатывать.

— Шестнадцать лет, — говорит, — бывает раз в жизни.

— Допустим, — отвечаю. — Семнадцать лет вроде тоже раз в жизни, и двадцать, и, к примеру, пятьдесят.

— Я вижу, не понимаешь ты ни хрена, — возмутился Мишка. — Шестнадцать лет, Леха, это совершеннолетие, рубеж, когда зеленый пацан в мужика превращается. И вот от того, как он этот день организует и проведет, будет понятно, каким мужиком он станет.