Рейчел Джойс - Невероятное паломничество Гарольда Фрая

Мы с Морин долго скандалили, а потом постепенно вообще перестали разговаривать. Она перешла от меня в другую спальню. И перестала любить меня. Я все ждал, что она вовсе уйдет от меня, но она не ушла. С тех пор ни одной ночи я не знал покоя.

Люди думают, что я иду к Куини потому, что все эти годы между нами сохранялась влюбленность, но это не так. Я шел к ней потому, что она спасла меня, а я ее даже не поблагодарил. Потому-то я и пишу тебе. Хочу, чтобы ты знала, как здорово ты помогла мне три месяца назад, когда рассказала о своей вере и о тете, хотя, как мне кажется, моя храбрость — ничто по сравнению с твоей.

С наилучшими пожеланиями и смиренной благодарностью,

Гарольд (Фрай)

P. S. Прошу прощения за то, что не знаю твоего имени».

Морин потратила не один день, подготавливая дом к возвращению Гарольда. Она вынула из тумбочки спрятанные Гарольдом фотографии, измерила и заказала к ним рамки. Перекрасила лучшую комнату в светло-желтый оттенок, а на окна повесила голубенькие бархатные шторы, которые присмотрела в благотворительном магазине. Они были новехонькие — оставалось только подкоротить. Напекла и убрала в морозилку кексы и разные пироги, а также мусаку, лазанью и беф-бургиньон — все те блюда, которые готовила еще при жизни Дэвида. В буфете стояли рядками банки с чатни из свежевыращенной фасоли, маринованными огурчиками и свеклой. В кухне и спальне Морин держала списки дел — их накопилось предостаточно. И все же иногда, глядя в окно или лежа в кровати и слушая крики чаек, напоминавшие ей плач младенца, она чувствовала, что, несмотря на все ее усердие, что-то она упустила, словно забыла охватить нечто, самое главное.

Вдруг Гарольд вернется только для того, чтобы сказать, что ему нужно идти дальше? Что, если он все-таки в чем-то ее перерос?

С утра пораньше в дверь позвонили, и Морин кинулась вниз открывать. На пороге она увидела девушку с болезненно-бледным лицом, прилизанными волосами и в плотном полупальто, хотя погода на улице стояла теплая.

— К вам можно, миссис Фрай?

За чаем с абрикосовым печеньем девушка поведала Морин, что это она три месяца назад разогревала Гарольду гамбургер. С тех пор он регулярно посылал ей красивые открытки; правда, из-за неожиданного взлета его популярности у автозаправки стало виться множество надоедливых поклонников и журналистов. В конце концов босс вынужден был попросить ее уволиться из соображений охраны труда и техники безопасности.

— Вы потеряли работу? Это ужасно, — огорчилась Морин. — Представляю, как расстроится Гарольд.

— Ничего страшного, миссис Фрай, все равно эта работа мне не нравилась. Клиенты постоянно орут и все время торопятся. Но меня не перестает беспокоить, что я сказала тогда вашему мужу, будто вера превозмогает все…

Вид у девушки был суетливый и беспокойный; она то и дело убирала за ухо прядь волос, которая и так никуда не выбивалась.

— Я боюсь, что создала у него ложное впечатление…

— Но Гарольда так вдохновили ваши слова! Ваша вера и внушила ему мысль пойти пешком…

Девушка поплотнее запахнулась в пальто и с такой силой впилась зубами в свою губу, что Морин испугалась, как бы она не прокусила ее до крови. Затем девушка вытащила из кармана конверт, вынула из него несколько листочков и дрожащей рукой протянула Морин.

— Вот, — сказала она.

Морин озадачилась:

— Сальса для тех, кому за шестьдесят?

Девушка потянулась к листочкам и перевернула их:

— Там на обороте написано… Письмо от вашего мужа. Оно пришло на заправку. Меня один приятель предупредил, чтобы я забрала письмо, пока босс не увидел.

Морин читала молча, проливая слезы над каждым предложением. Потеря, двадцать лет назад разметавшая их с Гарольдом в разные стороны, терзала и мучила ее своей непостижимостью и теперь, как будто случилась вчера. Закончив, Морин поблагодарила девушку и сложила письмо, прижав ногтем по сгибу. Затем убрала листочки в конверт и снова смолкла.

— Миссис Фрай…

— Я должна пояснить…

Морин облизала губы и заговорила. Наконец-то она облегчит душу. Исповедь Гарольда разбередила ее, и Морин теперь не стеснялась поведать хоть кому-нибудь о самоубийстве Дэвида, о беде, расколовшей жизнь его родителей.

— Сначала мы все время ругались… Я жестоко обвиняла Гарольда. Наговорила ему ужасных вещей. Что он не был хорошим отцом… Что пьянство у него в семье — наследственное. А потом слова как-то сами собой иссякли… И примерно тогда я начала разговаривать с Дэвидом.

— С его призраком? — спросила девушка.

Она, судя по всему, переусердствовала с просмотром фильмов. Морин покачала головой:

— Не с призраком, нет… Просто с ощущением. Как будто он здесь. Это было моим единственным утешением. Вначале я ограничивалась двумя-тремя фразами: «Где ты?», «Я скучаю» — в таком роде… Но постепенно стала более многословной. Я доверяла ему все, что не могла сказать Гарольду. Бывали моменты, когда я почти жалела, что все это затеяла, но потом забеспокоилась, что если перестану, то каким-то образом предам Дэвида. А вдруг он и вправду меня слышит? Вдруг я ему все еще нужна? Я уверяла себя, что если у меня хватит терпения дождаться, то я увижу его. О таком постоянно пишут в тех журналах, которые от нечего делать листаешь, дожидаясь приема у врача. А я так хотела его увидеть… — Морин утерла слезы. — Но этого так и не случилось. Сколько я ни вглядывалась, он ни разу не появился.

Девушка уткнулась в носовой платок и зарыдала в голос.

— Боже мой, до чего это грустно!

Она посмотрела на Морин — ее глаза от плача превратились в щелки, а на щеках проступила краснота, словно с них содрали кожу. Из носа и рта на подбородок текло.

— Я такая обманщица, миссис Фрай…

Морин взяла девушку за руку. Ручка была маленькая, будто детская, и удивительно теплая. Морин крепко стиснула ее.

— Вы не обманщица. Ведь именно с вас начался этот поход. Вы рассказали Гарольду о вашей тете и этим вдохновили его. Ну, не надо плакать!

Девушка опять зарыдала, зарывшись лицом в носовой платок. Наконец она подняла голову, поморгала опухшими глазками и судорожно вздохнула.

— В том-то все и дело, — сказала она. — Моя тетя умерла. Уже несколько лет назад.

Морин показалось, будто что-то незримое разом распалось. Комнату тряхнуло с неимоверной силой; чувство было такое, словно на лестнице провалилась под ногой ступенька.

— Она… что?

Слова застряли у Морин в горле. Она снова и снова пыталась сглотнуть, но безуспешно. Наконец она зачастила:

— А как же ваша вера? Я думала, ваша вера спасла ее? Я думала, в этом-то вся соль…

Девушка теперь прикусила уголок верхней губы, сдвинув челюсть на сторону.