Владимир Файнберг - Словарь для Ники

— Молчи громче…

Я попытался схватить его за руку и понял, что не столько плотная масса людей мешает мне сделать это, сколько страх получить удар ножом.

И все же я закричал: «Граждане, меня грабят!»

Люди отводили взгляд, гомон вокруг смолк. Я понял — никто не поможет, не вступится. Наглое зло торжествовало на глазах у всех. Вор крал у меня веру в человеческую солидарность, и это потрясло меня, как если бы из атмосферы Земли разом исчез кислород. Впервые я осознал, насколько человек может быть одинок среди себе подобных…

На следующей остановке вор первым выскользнул из вагона.

— Бегите! Бегите за ним! — словно проснувшись, раздвинулись передо мной пассажиры — Зовите милицию!

Я вышел. Тем более, без документов ехать на завод становилось бессмысленно.

Кроме бумажника из пиджака исчезла авторучка, и даже пачка сигарет.

Когда я нашёл отделение милиции и меня усадили писать заявление о краже, я обнаружил на руке отсутствие часов.

Прочитав заявление, дежурный спросил:

— Сколько ещё предполагаешь быть в нашем городе? — Неделю.

— Позвони дней через пять. Денег не вернёшь. А документы подкинут.

…Документы действительно подкинули. Я получил в милиции паспорт, командировочное удостоверение. И покинул Днепропетровск, так и не разобравшись с проблемами изготовления космических ракет.

Только что над Киевом отшумел летний ливень. И опять засияло солнце.

Из‑под навеса кафе «Кукушка» официант принёс мне сухой стул, и я сел у одного из пластиковых столиков с поваленной ветром вазочкой, откуда вывалились измокшие салфетки. Ждал, пока принесут кофе и бутерброд с сыром.

Вокруг с высоких кустов и деревьев срывались сверкающие капли. Отсюда, с кручи, далеко внизу в разрывах буйной зелени сверкал Днепр.

От сверкания мокрой листвы, капели, Днепра ломило глаза. Оглушительно чирикали воробьи.

…Я пил кофе, начал было есть бутерброд, когда, обдав трепетным ветром крылышек, мимо лица на столик спланировала стайка воробьёв.

Птахи нетерпеливо подпрыгивали, подлетали, чуть ли не ко рту.

Я подумал о том, что они привыкли здесь кормиться, а сейчас, кроме меня, посетителей нет. Разломил остатки бутерброда, бросил им на столик. Самые большие куски ухватили клювиками самые наглые и стремглав полетели с ними куда-то в укромные места. Остальные суетились вокруг крошек.

Один их воробышков все подскакивал к корму, но ему ничего не доставалось. И тут, видимо, прознав о дармовом угощении, налетела ещё одна банда, чтобы доклевать всё подчистую.

Мой воробышек бессильно прыгал по краю столика. Похоже, этот праздник жизни оказался не для него.

Я заказал ещё один бутерброд.

Боясь, что воробышек улетит, не поев, торопливо насыпал целую гору крошек поближе к нему.

Захотелось изловить его, унести с собой, кормить и беречь. Поймать птичку не составляло труда. С детства знаю, как ловить воробьёв без особых подручных средств. Но воробьи неволи не терпят. И потом, я был здесь, в Киеве, в командировке. Одинокий человек в гостиничном номере — куда бы я его дел?

Почему‑то не хотелось уходить из кафе, вообще уезжать из Киева. Вспомнил, как колотится сердце воробья, когда его поймаешь, зажмёшь в ладони.

Мой воробышек ел, насыщался, попивал воду из лужицы на столе.

…А в это самое время где‑то здесь, в этом самом городе, бегала, прыгала, подрастала не очень‑то счастливая в семье и в классе одиннадцатилетняя девочка — моя будущая жена и твоя мама Марина.

Как подумаешь сейчас, сколько ещё до неё, до встречи с Мариной, оставалось жить…

Ночной ветерок пронизывает ковбойку. Я подмёрз, но упрямо торчу рядом с вахтенным матросом на носу пассажирского корабля. Мне пятнадцать лет.

Вахтенный время от времени разворачивает прожектор вправо–влево. Мы вместе вглядываемся в волнующуюся поверхность вод — не показалась ли мина. Совсем недавно кончилась война. Черное море ещё полно плавучей смерти.

За ночь в луч прожектора попала только одна мина, и её расстреляли с капитанского мостика.

…Ощущение начавшейся взрослой жизни, настоящей опасности. Восторг.

Сторонись любых толп, Ника. Близко не подходи!

То ли бактериями безумия, то ли массовым гипнозом кто-то мгновенно заражает скопления людей. Заражает каждого. И вот уже нет отдельного человека, есть безумная масса, готовая слепо ринуться за тем, кто её поведет…

Так начинаются погромы, поджоги, убийства.

Совсем молодым парнем я остановил в станице Клетской сотенную вооружённую толпу восставших казаков. Не дал совершить расправу над ни в чём неповинными людьми.

Лишь потом сообразил, что и меня могли лишить жизни.

Не сомневаюсь, что подобными восстаниями толп, заражённых бактериями злобы, руководит дьявол.

Он заглядывает в мою комнату солнцем.

Это солнце прошло над Тихим океаном, над Индией, над Иерусалимом и осветило растения на подоконнике, часть книжной полки, нашу коллекцию раковин.

Пока встаю, умываюсь, оно уже передвинулось, светит во всей красе в окно твоей комнаты.

Вставай, Ника! Отдергивай штору.

Первое, что ты научилась рисовать, было солнце.

Это не сказка — всего несколько часов назад солнце сверкало в фонтанах китов, в хрустальных ледниках Гималаев. Его приветствовали, вздымая хоботы, добродушные индийские слоны, оно отражалось на верхушках минаретов, на куполах храма Рождества Господня.

Затянуто небо облаками или нет, восток каждое утро направляет к нам солнце.

Недаром в Библии сказано, что нужно молиться, обратясь лицом на восток.

Многие помнят, что в Евангелии написано: «Для Господа тысяча лет, как один день».

Загадочно.

Опыт каждого напоминает: день может промчаться мгновенно, а может тянуться бесконечно долго.

Принято считать, что эти явления свидетельствуют просто о психологическом состоянии человека.

Некоторые думают, что время условно измеряется изменениями человеческой жизни, природы; что на самом деле его нет.

А выдающийся учёный профессор Козырев, исследуя при помощи гироскопов эффекты времени, пришёл к выводу, что время — особый вид энергии, текущей по направлению к определённой точке Галактики.

Как бы там ни было, сколько же можно переделать, передумать за один день!

Понимаю, не всегда получается. И мне порой на следующее утро вспомнить‑то нечего.

А ведь этих дней, девочка, отпущено считанное количество…

Показалось, он издали приглядывается ко мне. Я тоже обратил на него внимание во время первого же посещения ресторана при нашем туристском отеле «Рояль–палас» на берегу Красного моря.