Наталия Терентьева - Куда улетают ангелы

Э-э, нет! Я даже остановилась. Вот насчет «прощать» — старые ошибки мы повторять не будем. Я столько раз прощала Виноградова, я так долго скреблась и скреблась по этому пути, ведущему в никуда…

Я неторопливо направилась к Варькиной школе. Времени у меня было навалом. Я шла и размышляла про… Ольгу. Ведь я что-то не то про нее подумала. Я, зависимая от своей мучительной любви, распластанная, несамостоятельная, даже не могла предположить, что есть другой мир — мир без мужчин. Ненормально? Нарушение законов природы? Почему? Разве в животном мире, например, все живут парами? Я твердо знаю, что человек должен жить в паре — и точка. А если нет твоей пары, то — что? Мучиться, страдать или жить с неподходящей парой? Ольга и Наталья Леонидовна просто когда-то решили для себя по-другому. И ничуть от этого не страдают. Это я не могу представить себе мир без мужчин. И я много лет ждала и прощала Виноградова, подсознательно мечтая заменить его на другого. А они никого не ждали и не ждут. Без любви, оказывается, можно прекрасно обходиться и хорошо жить. Жить одной не так уж и плохо. Разве плохо, когда никто не требует от тебя невозможного, когда никто не смотрит на тебя утром с отвращением, не обманывает тебя, не смотрит лживыми глазами, не унижает… У всего есть своя цена, у жизни в паре — тоже.

Когда я училась в девятом классе, учительница физики Наталья Николаевна рассказала нам одну историю. Наталья Николаевна физику знала плохо и не любила, и часто, наскоро объяснив новую тему, рассказывала нам биографии разных ученых. Эта история была о том, как жена одного знаменитого физика, нобелевского лауреата, смирилась с тем, что горячо любимый и любящий муж не мог жить, не имея романов с другими женщинами. К старости дошло до того, что она провожала его на свидания, поправляла воротничок и расстраивалась, если девушка не приходила на свидание с ее мужем. Этот невероятный компромисс просто потряс меня в то время. И я часто за свою сложную жизнь с Сашей думала — вот смогла бы я так, как жена нобелевского лауреата? Провожать на свидания, встречать потом, радоваться вместе с ним его победам? Быть женой-подругой, настоящей. Не сравнивать их с собой, знать, что я лучшая, что я — в другом месте его души, там, где вечное, где мать, где — Бог… Нет, наверное. И с первым Виноградовым я бы так не смогла, и со вторым не смогу.

Если хочешь, чтобы мужчина тебя не нашел — он тебя не найдет. Толя искал нас долго. Он съездил к моей маме, которая совершенно искренне удивилась, увидев такого красивого мужчину в своих дверях. Потом она, разумеется, узнала его и так же искренне отказалась ему помогать. Она не знала, где мы, но, очевидно, радовалась, что наконец-то — пусть с другим Виноградовым! — я сумела проявить твердость и гордость.

Толя нашел и Нельку, что было делом непростым — он не знал ни адреса ее, ни телефона. У него не осталось никаких номеров, по которым я звонила. В новой квартире, где мы пытались начать счастливую жизнь, по принципиальным соображениям мы поставили телефон совсем простой, с трудом его нашли, без всяких дополнительных шпионских функций — ни тебе памяти входящих-исходящих, ни переадресовки, ни записной книжки, ни, разумеется, определителя номера. Я уже отвыкла от таких телефонов и первое время очень радовалась неожиданным звонкам — так, оказывается, приятно, когда поднимаешь трубку и не знаешь, кто сейчас с тобой поздоровается…

Нелька честно ответила, что знает, где мы, но ему не скажет. Толя устроил ей допрос с пристрастием, но Нелька стояла, как скала, чем меня несказанно удивила. Я даже подумала — не радуется ли она, что так все вышло. Может, она тоже не верит в наше скоропалительное счастье? Она очень разумно воспользовалась его звонком и потребовала, чтобы он привез к ней наши с Варей зимние вещи ввиду надвигавшейся зимы…

Толя связался со съемочной группой, но на съемках у Вари был временный перерыв, они снимали павильонные сцены с большой куклой, изображающей нашего Гнома, и монтировали отснятое в Крыму. Я с ними общалась по е-мэйлу, у которого, к счастью, географического адреса нет.

Мобильный телефон я включала только по необходимости.

Тогда он, профессиональный разведчик, отсек невозможные и глупые ходы, совершенно, кстати, напрасно. И продолжил поиски… с помощью полиции. Он обратился к своему бывшему сослуживцу, руководившему теперь органами внутренних дел одного московского округа. Тот дал разнарядку — и нас стали искать участковые. Фигуры мы были видные, особенно я. Но нас искали в Москве, а мы жили не в Москве.

Бедная Варя в очередной раз пострадала от маминых амуров, но теперь я не могла возить ее каждый день в школу и обратно, и пришлось нам поступиться и этим. Я проявила необычную для себя активность и последовательность и перевела ее в школу туда, где мы жили. А жить мы стали в двенадцати километрах от Москвы, недалеко от Красногорска.

Это было глупо, но я не могла его ни видеть, ни слышать, у меня не было сил ни на какие объяснения. Я боялась, что у меня просто разорвется сердце или начнутся преждевременные роды.

Я нашла замечательную двухкомнатную квартиру. Варьку просто раздувало от гордости за то, что она — она! — могла даже сама заплатить теперь за квартиру, у нее теперь были свои деньги, она получила за съемки. Сняли мы квартиру по сравнению с московскими ценами просто за копейки у помрежа, Надюши Андревны, которая еще летом рассказывала, что сын купил и обставил квартиру так далеко от Москвы, что ни жить в ней, ни сдавать ее с толком и порядочным людям не получается.

Квартира была в новом, недавно заселенном доме, из больших окон можно было любоваться красногорскими перелесками и застраивающимися полями. Я старалась не думать ни о прошлом, ни о будущем и жить, как говорил Максимилиан Волошин, «текущим днем, благословив свой синий окаём». За «окаём» вполне сходил краешек Москва-реки, видный из окна. А жить текущим днем и его заботами за месяц до родов не так уж и сложно.

Я старалась больше гулять, да и Варьке это было на пользу, она сразу нашла себе двух подружек во дворе, рассказала им про мою книжку, а про свои съемки — нет. Я подозревала, что это зреет и растет в ней будущая папина загадочность и скрытность, даже в ущерб себе.

Варька выслушала мои объяснения про Толю один раз и больше ничего об этом не спрашивала. Ее собственный папа ни разу не звонил с начала лета, а тут-то уж чего было ждать. Мы гуляли по небольшим улочкам, с которых никто не убирал осыпавшиеся листья, вспоминали смешные эпизоды с летних съемок — а их оказалось так много… Я рассказывала Варе сказку дальше и дальше. И еще пыталась приготовить ее к тому, что первые две-три недели, когда родится малыш, ей придется стать чуть взрослее, а потом опять можно будет почти во всем надеяться на меня. Я пообещала прежде всего себе, что не буду с рождением малыша считать восьмилетнюю Варю взрослой и совершеннолетней, как это часто бывает в семьях.