Array Белобров-Попов - Русские дети (сборник)

На кухне у тёти Клары висел большой картонный календарь: они с Велькой уже несколько дней назад обвели синим карандашом тот понедельник, в который, за месяц до праздника, открывался праздничный городок. Мама зашла на кухню с двумя пакетами молока: синим и зелёным. «Мама, а что ещё будет на ярмарке? Сосиски в полметра…» — «Ещё, я помню, банан в шоколаде… Сразу его попробуем! И много-много игрушек. Ангелы, вертепы…» — «Вертепы? Это что?» — «Ты просто забыл. Возьми-ка ту книгу…»

Рядом с календарём висела старинная картинка: семья на лужайке у дома, дом горит, но семья довольная: потому что удалось спасти всех, у мальчика на руках собака, а у девочки поменьше — котёнок. Вокруг понедельника, обведённого синим, между мамой, тётей Кларой и папой возникла мгновенная вспышка на немецком, Велька не понял, в чём дело и кто за кого. Люди иногда могут поссориться безо всякой причины в одну минуту, так однажды на дне рождения Вельки Люда и Ксана сразу, едва познакомившись, зашипели друг на друга, Ксана кинула в Люду клубок, тот размотался, а Велька так и не сообразил, как их помирить, и предоставил разбираться самим.

В последнее воскресенье с утра мама с папой умчались по делам, а с Велькой ненадолго — у него всё расстраивался желудок и с новой силой слезились глаза — вышла к сказочному городку тётя Клара. Всё было готово, в некоторых домиках уже кипела жизнь, створки их распахнулись, и продавцы раскладывали завтрашние товары: домик с разной формы и величины звёздами (плоские картонные и тоже картонные, но с фонарями внутри, стеклянные, даже железные, выгнутые, словно снятые с рыцаря) — домик с вязаными шапками и шарфами — домик, полный мелкого хрустального блеска и звона. По всем углам городка раскрыли гостеприимные глотки щелкунчики в виде урн, в окошке нового — не домика, а небольшого киоска, довезённого, похоже, буквально вчера, стояла гора кружек с изображением ратуши и ёлки перед ней, причём ратуша была нарисована очень похоже, а елка не очень, тщедушная. Настоящая стояла громадная, высотой с замок, перепоясанная лунами и звёздами, красными и белыми лентами, увешанная шарами величиной с арбуз, и мир по её краям был расплывчатым и зудящим, как всё в последние дни, но саму ёлку Велька видел чётко, без болезненных искажений, с прозрачной ясностью: она словно продолжала вот прямо сейчас расти, захватывала дух, рвалась в небо и будто дышала навстречу.

Родителей встретили у дома, они быстро шли с большими белыми свертками, папа сутулый больше обычного, весь в чёрном, и высокий его цилиндр непонятно как держался на голове, под опасным углом наклонился к асфальту. Мама, наоборот, спешила, откинувшись немного назад, выставив, словно для обороны, руки в муфте, неловко выбрасывая перед собой ноги в сафьяновых сапожках. «Завтра открывается городок! — воскликнул Велька. — Папа, мама, пойдём сразу… с утра?» — «Нет-нет, — быстро замотал головой папа. — Утром у тебя ещё процедура. На праздник не сразу… вечером». — «Ты говорил — сразу», — растерялся Велька и почувствовал, как дёрнулась нижняя губа. «Это тоже будет сразу… просто утром надо в больницу… Ты почти поправился, осталось главное… недолго, не переживай». — «Он и не переживает. Правда, Велька?»

Конечно, он не переживал и даже не заметил, как прокатилось воскресенье. Можно было смотреть телевизор и включить компьютер, но Велька больше слонялся по квартире, несколько раз, даже без необходимости, доходил до туалета, отмечая, что в одну сторону получается «Г», а в другую немецкая L, но с развёрнутым хвостиком, смотрел в окно… Вечером даже ощутил бодрость, на удивление плотно поужинал макаронами с жареной оранжевой рыбой, сам выжимал на неё сок из нелюбимого, вообще-то, лимона. «Завтра», — говорил папа в телефон в темноте коридора. Старые часы сухо отламывали дольки времени, зашёл полосатый упитанный кот, мельком глянул на место, где могла быть кукушка, но там лишь болталась пустая пружина. Никакого кота не было… ах, это тёте Кларе доверили на две недели соседи, уехавшие в отпуск. Вы подружитесь. Можно поставить аудиосказку или почитать, но недолго, завтра рано вставать. «Завтра», — вновь звучало из коридора, в полусне, Велька сам себе тоже напомнил — «Завтра!» — и улыбнулся. Дверь чуть скрипнула, кот пересёк бледный луч, чем-то шуркнул.

— Стоять! — Под ворота, ловко прогнув спину, просочилась кошка, но Рухлядьев был настороже. — Куда прёшь, блошиная шкура!

Кошка замерла — не успев обрести естественную форму, она выглядела необычно длинной, словно бы ещё текущей. Воспользовавшись замешательством нарушителя, Рухлядьев вскочил со стула и вылетел из каморки наружу. Кошка, округлив от ужаса глаза, сиганула прочь.

— Вот тварь, — огорчённый скорым финалом, плюнул вахтёр. — Звероморда драная.

Испуская сухие разряды нерастраченной злости, Рухлядьев снова скрылся в засаде…

Известно: в городе есть места, которых словно и нет вовсе. Стоит глухой забор, невзрачный и вечный, и люди привыкли: здесь забор, а то, что за ним — а за ним неизвестно что, — как бы вычеркнуто из наличия. Там — тайна, белое пятно. Больше того — такое пятно, о котором все забыли, которое словно уговорило всех, что его, как тайны, в помине нет: просто забор, и пусть за ним добывают из земли керосин или разводят енотов, пусть там бондарная артель или фирма вяжет мётлы — всё это вынесено за скобки. Вокруг — город, а там — пустота, обыденная настолько, что и размышлять о ней нелепо: привычка усыпила любопытство. Просто туда не ходишь , а значит, и жизнью этого пространства не живёшь. И таких белых пятен, пусти, стряхнув морок, в дело отточенный взгляд, полно — как шпика в любительской, если обнажить срез. За этим забором с чистенькими, из синего рифлёного же леза воротами как раз и скрывалась одна из тех пустот, что вроде бы и на виду, а вроде бы и нет её. Забор был пристроен к задам долгого краснокирпичного здания в два полноценных этажа и один наполовину погребённый. В протяжном этом здании располагались магазин «Медтехника», мастерская по ремонту слуховых аппаратов и заведение с амбициями: «Ресторан-музей La Gvardiya». Некогда окрест и вправду квартировал лейб-гвардии Его Величества Семёновский полк, за что район по сию пору назывался Семенцы. Дом фасадом выходил на Рузовскую, а тылы его с тайной зазаборной жизнью, автозаправкой, примкнувшей к забору автомобильной мойкой и шиномонтажом — на Введенский канал. За шиномонтажом была организована площадка с эстакадой, где соискатели автомобильных прав осваивали фигуры высшего пилотажа, — а там уже рукой подать до набережной Обводного. Рядом с площадкой стоял кирпичный трансформаторный сарайчик, окружённый зарослями полыни, чистотела и крапивы. Здесь, на площадке, оседлав старые резиновые покрышки, приспособленные инструкторами для разметки пространства и обозначения препятствий, вечерами собиралась детвора — такой уличный клуб с новостями, разговорами, отважно выкуренной сигаретой и дерзким глотком пива, сделанным из общей бутылки без всякого удовольствия, — чтобы попасть во взрослый мир, надо пройти много неприятных испытаний.