Роберт Стоун - Псы войны

— Елду с винтом, — хмыкнул Иэн.

Конверс промолчал.

— Полковник АРВ. — Джил задумчиво посасывала орешек. — Интересно, каков он в этом деле?

— Настоящий искусник, — отозвался Иэн.

— Ты правда так думаешь?

— Лучший жеребец к востоку от Суэца, — уверил ее Иэн. — Авторитетно тебе заявляю.

— А я авторитетно заявляю, — не согласилась Джил, — что лучшие трахальщики к востоку от Суэца — это кувейтцы.

— Это если нравятся арабы. Кому-то они нравятся, а кому-то нет.

— У арабов есть такое благословение: «Пусть поэзия твоей любви никогда не станет прозой», — сообщил Конверс.

— Вот так-то! — сказала Джил. — Я за Кувейт.

— Я, — продолжал Конверс, — знаю одного парса из Карачи, который вхож к султану Кувейта. Он его поставщик. Когда султан собирается на соколиную охоту, мой друг-парс снабжает его всем необходимым. Он может достать все на свете.

— Ух ты! — воскликнула Джил. — Мы пустим сокола в беспощадное небо. А ночью, когда лягу спать, он в шатер ко мне шасть [19] «At night when I’m asleep / Into my tent he’ll creep» — из песни «When You’re Smiling» («Когда ты улыбаешься») Ларри Шея, Марка Фишера и Джо Гудвина, ставшей большим хитом в исполнении Луиса Армстронга, который записывал ее как минимум трижды (1929, 1932, 1956). Также песню исполняли Фрэнк Синатра, Нат Кинг Коул, Луис Прима и др. .

— Точно, — кивнул Конверс, — и ты будешь щекотать ему простату страусиным пером.

Джил мечтательно вздохнула:

— Павлиньим крылом.

Иэн оглянулся на официантку, склонившуюся над жаровней.

— Это откровенный расизм, — заметил он.

— Что делать, — сказал Конверс, — так у них заведено. К востоку от Суэца.

Пол под ногами содрогнулся; Конверса на мгновение охватил знакомый ужас. Когда грохот взрыва улегся, они посмотрели не друг на друга, а на улицу и увидели, что стеклянная витрина исчезла, открыв стоявшую перед ней железную решетку. Еда у всех оказалась на коленях.

— Начинается, — сказала Джил Перси; на кухне кто-то пронзительно ругался, видимо ошпаренный.

Они ползали по циновке, залитой чаем, ища свою обувь. Хозяин, обычно производивший впечатление человека мягкого и интеллигентного, с мрачной яростью пробивался сквозь толпу к выходу; публика начала покидать ресторан, не расплатившись. В дыру, где была витрина, Конверс видел, как сухая белая пыль оседает тонким слоем на мокрый асфальт.

Улица была на удивление спокойна, словно взрыв разрушил плотину и хлынувшая тишина затопила городской шум, который понемногу всплывал на поверхность пронзительными криками и свистками полицейских.

Конверс и чета Перси медленно брели в сторону реки; впереди на углу виднелись четверо американцев-репортеров. Все, похоже, были не настолько глупы, чтобы бежать. На полдороге к перекрестку они прошли мимо продавца газет и его прокатного поводыря, которые стояли как вкопанные. Солдат по-прежнему был в темных очках; мальчик, не отпуская руки слепого, безучастно посмотрел на них. На углу стояла старуха, закрыв ладонями уши, словно внезапно оглохла.

— Это Министерство налогов и сборов, — сказал Иэн.

Когда они свернули за угол, оказалось, что так оно и есть. Улица перед министерством была разворочена; целую секцию бетонной мостовой снесло, обнажив черную землю, на которой был построен город. Дежурные лампочки в подъездах ближних зданий были разбиты, и глаза привыкали к темноте не сразу. К этому моменту вокруг уже выло множество полицейских сирен.

Здание министерства, выстроенное в нелепом стиле Третьей республики, походило на замок слоновьего царя Бабара [20] Бабар — герой французских детских книг, выходивших с 1931 г. , и останки кованой железной ограды торчали теперь как погнутые зубочистки.

Перед зданием валялись куски обвалившегося балкона, окруженные разбитыми вдребезги скульптурными фигурами Честности, Гражданской Добродетели и Mission Civilatrice [21] «Приобщение к Цивилизации» (фр.). . Пока они стояли, глазея на здание, подъехал джип с четырьмя военными полицейскими из АРВ и остановился у тротуара.

Фары джипа выхватили из темноты людей, которые сидели вдоль улицы и вытаскивали впившиеся в тело осколки бетона. Улица была людная, поскольку на ней располагалось множество торговых палаток. Семьи беженцев торговали здесь лапшой с рыбой, а их клиентами были просители, которые весь день стояли в очереди, чтобы попасть в министерство. Ночью торговцы устраивались спать здесь же, среди своих палаток. Поскольку, когда произошел взрыв, здание было пусто, пострадали эти люди, жившие на улице.

Прибывали крытые грузовики с аэрвэшными парашютистами, чтобы перекрыть улицу, и Конверс, Иэн и Джил отступили назад к металлическим ставням на окнах здания напротив. Парашютисты пробирались по обломкам, нервные, как крысы, расталкивая людей стволами своих М-16.

Спустя несколько минут привезли колючую проволоку. Во всех мыслимых ситуациях вьетнамские спасательные службы всегда привозили громадное количество колючей проволоки. Но машин «скорой помощи» по-прежнему не было видно. Солдаты катили бухты проволоки по улице, чтобы перегородить оба конца квартала. Полицейские бродили среди обломков у ограды, светя себе фонарями. Конверс видел, как время от времени лучи выхватывают из темноты невероятно яркие пятна крови.

Наконец прибыли машины «скорой помощи», и люди в белых халатах, брезгливо морщась, осторожно направились к груде развалин, раздраженно освобождаясь от колючей проволоки, цеплявшейся за одежду. Джил Перси перебежала улицу и заглядывала через плечи врачей и полицейских, окруживших место происшествия. Конверс пытался в свете фонарей разглядеть выражение ее лица.

По тому, с каким видом она возвращалась к ним, Конверс и Иэн поняли, что она там увидела. Она шла медленно, неуверенно, с растерянностью на лице. Тому, кто достаточно долго живет в этой стране, часто приходится видеть людей с такой походкой.

— Кошмар! — сказала она. Показала дрожащей рукой назад. — Дети и… вообще.

Иэн выронил бутылку пива, которую прихватил с собой, когда они покидали «Темпура-хаус». Вьетнамец, стоявший поблизости, быстро обернулся на звук и с непроницаемым лицом посмотрел на Иэна.

— Надо подложить пластиковую бомбу в Лондонскую школу экономики, — проговорил тот. — Или в Гринич-Виллидж. Все те ублюдки, которые без ума от Фронта… пусть они увидят, как у их детей кишки вываливаются наружу.

— Это мог сделать кто угодно, — отозвался Конверс. — Тот же отчаявшийся налогоплательщик. Любой способен смастерить пластиковую бомбу.

— Хочешь сказать, это работа Национального фронта освобождения? — спросила мужа Джил. — Но ты ведь знаешь, что, возможно, Фронт ни при чем.

— Ну разумеется, — огрызнулся Иэн. — Возможно, ни при чем. Это кто угодно мог сделать.