Эльчин Сафарли - Тысяча и две ночи. Наши на Востоке (сборник)

Потыкался Омер туда-сюда, чтобы скандалов семейных избежать, все звонил куда-то, разговаривая, руками размахивал, языком цокал да головой качал и договорился с товарищем, который гостиницу на окраине Карса держал. Небольшой такой отель, четыре этажа, крылечко, вывеска с намалеванными четырьмя звездочками (комиссия из Министерства по туризму присвоила отелю только три, да ее инспектора не каждый год в такие дальние углы заглядывают, пусть пока все четыре повисят). Он согласился дать денег, но ему нужна была работница в гостиницу. Чистоплотная, хозяйственная, исполнительная и трудолюбивая, да чтоб порядочная была, хвостом туда-сюда не вертела. А дел ей в гостинице за глаза хватит, вот и отработает: там и за горничными приглядеть надо, и за посудомойками, и как чисто скатерки отмываются, и сверкает ли посуда, потому что нечистая скатерть, несвежая постель и грязный стакан в доме, где принимают гостей и странников, есть позор на голову хозяина и харам [25] Запретное. Здесь: грех (араб.). в глазах Господа…

Без малого полтора года прошло, как расстались Аллахверди и Валера. Разразившаяся война железными челюстями пережевывала людей и ресурсы с обеих сторон, но, казалось, совершенно не затронула Баку. Город жил так, как будто в пятистах километрах от него не гибли люди, не плакали дети, в этом городе шлюшьими глазами сияли окна ресторанов, звучала веселая музыка и даже давали концерты заезжие «звезды». Хаос, анархия, некомпетентность, временщики, все резали власть, а вместе с ней и страну на мелкие кусочки, надеясь оторвать и оторваться, мол, нашей кровью все добыто, нашим и сделается. То и дело боеспособные части отзывали в город, чтобы возвести на престол очередной чин, тем самым оголяли фронт, и спустя пару дней, когда высоты были уже заняты хорошо подготовленным и неплохо снабжаемым противником, затыкали дыры необстрелянными мальчишками. А как пообстреляются пацаны самую малость — их снова в город, другого дракона в кресло подсаживать.

Аллахверди к тому времени дослужился до подполковника, ни много ни мало — целая часть под началом, в игры не играл и на просьбы отвести своих ребят и малую толику техники в Баку, чтоб на площади перед Парламентом покуражиться, отвечал неизменно. Забыли и отстали. Его заместитель, Рустам, человек большой хитрости и лишь воинской смелости, иногда пытался его одернуть, мол, доогрызаешься до беды, да куда там… Бешеному мужику море по лодыжку…

Рустам был полулезгином-полуазербайджанцем, остался после армии то ли в Хабаровске, то ли еще где на Дальнем Востоке, но как началось на Кавказе, сразу же вернулся на родину. Они прекрасно дополняли друг друга, хорошие организаторы, на расправу скоры: Аллахверди как-то попросту застрелил своего зампотыла за воровство, ну не на смерть, всего лишь колено прострелил. Потом подстреленного в Баку отправили, там его потаскали туда-сюда, помариновали чуток, а теперь он, говорят, в большие чины вышел, в министерстве сидит, в удобном таком кресле с подлокотниками…

Привезли в их часть несколько ящиков сигарет для солдат, и подходит к Рустаму солдатик, разрешите, мол, обратиться. Так, дескать, и так, вы сказали бы тем, кто нам курево шлет, чтобы слали, что подешевле, потому как если импортные сигареты присылают — их сразу же разворовывают и потом на базаре продают. А если без фильтра — то не всякий на них польстится. Рустам все внимательно выслушал, пошел к Аллахверди, о чем-то с ним шептался минут эдак сорок, а потом позвали зампотыла да месили его в землянке ногами минут двадцать. Эти двадцать минут ему, зампотылу, целой вечностью показались, и, как он сам потом говорил, выстрел даже некоторое облегчение принес.

Ровно через неделю деньги были у Ануш. Как — не спрашивайте, для восточных людей государственные границы — штука условная, не у одного, так у другого обязательно по ту сторону, если не родственник, так хороший знакомый живет-поживает, да и тайные тропы в горах никто не отменял. А пограничник — он ведь тоже человек, дал солдатику на блок сигарет, он и не смотрит, куда не надо, все же люди-человеки, и ко всем с пониманием относиться надо…

Вартан, конечно, зубами поскрипел, не без этого, да поздно: денежка уже военкому уплачена, и сын Ануш отправлен подальше, к родственникам в деревню. Ищи его теперь, если все по закону. К каким родственникам? Ну спросите тоже! Тут, в самой в нашей общей Азии, на свадьбе соседа с кем за столом парой слов перекинулся да стаканчиком стукнулся, тот тебе уже вроде кровного родственника становится. И никакая глобализация этого, даст Бог, не выжрет, не вымоет…

Через несколько дней Ануш и сама в Карс перебралась, как и договаривались, деньги отрабатывать. Хозяин гостиницы, друг Омера, был солидный такой, с усами, при четках, вежливый и уважительный. Объяснялись они поначалу больше жестами, но спустя пару месяцев Ануш освоила турецкий в достаточной степени, чтобы хозяину сказать, мол, того-то и того-то прикупить надо и нерадивым подчиненным нагоняй дать, чтобы не расслаблялись. Человек он был вдовый, но богобоязненный, чтобы приставать к Ануш или какие неприличные намеки делать — ни-ни, упаси Аллах. Если ему чего надо было, то сначала обязательно стучался в дверь ее комнаты, да и после стука не сразу входил, а минуту-другую пережидал, мало ли какие дела у женщины в ее комнате быть могут? А зайдя, всегда почему-то сильно смущался, отводил глаза в сторону, теребил кончики усов прямыми и сильными пальцами с аккуратно подстриженными ногтями. Звали его Тунжер, и он здорово прихрамывал на левую ногу, было дело, турецкая армия не курорт, в 74-м на Кипре [26] В 1974 году Турция ввела свои войска на территорию Северного Кипра в ответ на массовую резню турецкого населения греками. его то ли подстрелили, то ли ножом по лодыжке полоснули…

Летом 93-го положение на фронте было тяжелее некуда. Стороны то «утюжили» каждый клочок земли из тяжелой артиллерии, вспарывая саму ее утробу, то неделями кружили друг вокруг друга, огрызаясь редкими минометными залпами, то внезапно наступало затишье, словно им было необходимо снестись с заграничными кукловодами на предмет дальнейших действий. В часть Аллахверди в пору такого недолгого затишья приехал сам Сахават [27] Сахават Мамедов — корифей мугама родом из Карабаха (мугам — жанр азербайджанской народной музыки). , и бойцы, воодушевленные его пением лучше, чем кизиловой наливкой, открыли шквальный огонь по позициям противника, на что армяне притащили мегафон и давай в него кричать: «имейте, мол, совесть, пусть Сахават допоет, потом продолжим, дайте послушать». Совесть была, палить перестали, и ровно два часа, целых сто двадцать минут, обе стороны молча слушали нового Орфея, и ничего, ничего вокруг, кроме его песни, совсем ничего, даже чирканья спичек, слышно не было…