Джулия Оцука - Будда на чердаке. Сборник

«Сначала медленно, вот так, а теперь быстро-быстро».

Какой город больше, Сан-Франциско или Гинза? «Конечно Сан-Франциско. Даже и сравнивать смешно». Неужели дома в Америке в три раза выше, чем у нас? «Так оно и есть», — последовал ответ. И в гостиной каждого американского дома непременно стоит фортепиано? «Ну, это чересчур. Может, каждого второго». Как он считает, мы будем в Америке счастливы? Чарльз снял очки, внимательно посмотрел на нас своими умными зелеными глазами и произнес: «О да, несомненно».

Некоторые из нас, не смогли устоять перед искушением и завели дружбу с матросами, которые родились в тех же деревнях, что и мы, знали все слова наших песен и все время просили нас выйти за них замуж. Мы уже были замужем и объясняли это нашим ухажерам, однако кое-кто из нас все же влюбился. И когда матросы просили о свидании наедине — сегодня вечером, в четверть одиннадцатого, на рабочей палубе, мы несколько мгновений смотрели себе под ноги, а потом вздыхали и говорили «да». Об этом мы, разумеется, тоже не собирались рассказывать своим мужьям.

«Он смотрел на меня как-то по-особенному, — говорили мы потом самим себе. — У него такая милая улыбка».

Некоторые из нас забеременели на пароходе, но еще не догадывались об этом. Когда через девять месяцев ребенок появлялся на свет, его матери казалось, что он удивительно похож на ее мужа.

«Посмотри, у него твои глаза».

Одна из нас, проведя ночь с матросом, прыгнула за борт, а на подушке оставила короткую записку:

«После него я не смогу принадлежать другому».

Другая влюбилась в миссионера, представителя методистской церкви, возвращавшегося в Америку. Он умолял ее порвать с мужем и соединить свою жизнь с ним, но она упорно отвечала отказом. «Я буду верна своей судьбе», — твердила она. Но до конца своих дней пыталась представить, как сложилась бы ее жизнь, поступи она иначе.

Некоторые из нас по природе были меланхоликами и почти все время проводили в одиночестве. Лежа на своих койках лицом вниз, мы думали о мужчинах, с которыми судьба нас разлучила. О сыне торговки фруктами, который вечно делал вид, что нас не замечает, но, если его матери не было в лавке, протягивал нам самый большой мандарин. О женатом мужчине, которого мы как-то прождали два часа поздним вечером на мосту, под проливным дождем. И ради чего? Ради поцелуя и обещания: «Завтра я приду снова». И хотя он больше никогда не появился, мы были готовы ждать его вечно, потому что только рядом с ним впервые почувствовали себя по-настоящему живыми. Часто, засыпая, мы думали о мальчике, с которым болтали каждый день по пути домой из школы, — он жил в соседней деревне и был очень красивый, несмотря на грубые крестьянские руки, привыкшие выдергивать сорняки. Матери, которые знали все, что творится у дочерей на душе, смотрели на нас как на безумных.

«Ты что, хочешь всю жизнь гнуть спину на поле?»

Этот вопрос приводил нас в замешательство. Мы уже были готовы ответить: «Да, хочу». Разве мы не мечтали с детства стать такими же, как наши матери? Разве у нас могли быть иные желания?

На пароходе нам все время приходилось выбирать. Мы должны были решить, где спать, кому доверять, с кем дружить и чью дружбу принимать. Делать ли замечание соседке, которая храпит по ночам или разговаривает во сне? Сказать ли колкость другой, которая пахнет хуже, чем мы сами, и к тому же имеет привычку разбрасывать повсюду свои грязные тряпки? И если подруга спрашивает, идет ли ей новая прическа, скажем в стиле «домик», — а она ей совершенно не идет, потому что делает голову слишком большой, — лучше сказать правду или заверить ее, что она просто красавица? И стоит ли жаловаться на повара-китайца, который умеет готовить только одно блюдо — рис под соусом карри — и пичкает нас этим изо дня в день. Если мы пожалуемся, его, возможно, уволят и отошлют обратно в Китай, где даже риса не поешь досыта, и это будет наша вина. Да и станут ли нас слушать? Разве кому-то есть до нас дело?

Где-то на пароходе был капитан, и говорили, что каждое утро на рассвете из его каюты выскальзывала красивая молодая девушка. Конечно, всем нам до смерти хотелось узнать, была ли это пассажирка первого класса или одна из нас?

Поздно ночью мы иногда забирались на койку подруги, лежали, тесно прижавшись, и тихонько разговаривали, вспоминая родной дом. Запах жареного сладкого картофеля ранней осенью, пикники в бамбуковой роще, игры в «тени и демоны» во дворе обветшалого храма. Мы вспоминали тот день, когда отец отправился к колодцу за водой и не вернулся. С той поры мать ни разу о нем не вспоминала.

«Словно его и на свете не было, представляешь? Я еще долго заглядывала в тот колодец».

Мы обсуждали достоинства различных кремов для лица и преимущества свинцовой пудры. Обсуждали чувства, которые испытали, впервые увидав фотографию мужа.

«Он выглядел вполне порядочным человеком, и я сразу решила, что мне он подходит».

Иногда мы, неожиданно для самих себя, заговаривали о вещах, которые прежде обходили молчанием, и, начав, уже не могли остановиться. Иногда мы погружались в молчание и лежали, тесно переплетясь телами, до самого рассвета, пока одна из нас не отстранялась и не говорила: «Стоит ли этим заниматься?» Тут нам приходилось снова делать выбор. Если мы отвечали: «Да, стоит», все повторялось вновь — если не этой ночью, то следующей или несколько ночей спустя. Шалости будут забыты, как только мы сойдем с парохода, говорили мы себе. В конце концов, это неплохая практика перед началом супружеской жизни.

Среди нас были и такие, кому мысль о близости с мужчиной внушала отвращение. Если бы существовал способ перебраться в Америку, не выходя замуж, мы непременно воспользовались бы им.

На пароходе нам не приходило в голову, что, впервые увидев своих мужей, мы не сможем их узнать. В толпе мужчин в поношенных сюртуках и вязаных шапках, ожидавших нас в порту, не было ни одного, кто хотя бы отдаленно напоминал красивого молодого человека с фотографии. Мы понятия не имели, что присланные нам снимки были сделаны двадцать лет назад. Что письма, которые мы получали, были написаны не нашими мужьями, а совсем другими людьми, профессионалами с красивым почерком, умевшими составлять красивые фразы. Чья работа состояла в том, чтобы лгать, покоряя неопытные сердца. Мы и думать не думали, что, услышав свое имя, долетевшее с берега, одна из нас в ужасе закроет глаза и шепнет: «Я хочу домой».

А остальные, склонив головы, будут разглаживать складки кимоно. Потом мы гуськом спустимся по трапу и войдем в солнечный теплый день.

«Вот она, Америка! — воскликнем мы про себя. — Все наши тревоги и волнения теперь позади».

Но это будет самообман.