Денис Драгунский - Взрослые люди (сборник)

Там надо было все время работать и было страшно, потому что иногда приходили одни солдаты и забирали еду, а потом другие, и убивали тех, кто давал еду ранешним солдатам.

Но потом пришли совсем другие солдаты.

Девочкиного папу повесили на площади.

А на дом, где жил мальчик, привинтили мемориальную доску про его папу.

Осиротевшие мальчик и девочка так и не встретились.

А если бы встретились, то девочка сказала бы, что всё, что произошло с мальчиком, – тяжелый бред и не было такого, а если и было, то очень редко и далеко-далеко, и нормальные люди об этом ничего не знали. Страна на самом деле просто жила!

А мальчик сказал бы, что она в лучшем случае дура, а в худшем – сволочь. Но в любом разе – отродье коллаборационистов, и что она пила лимонад, в то время как страна на самом деле стонала под сапогом оккупантов (диктатуры).

А как оно было на самом-самом-пресамом деле – Бог разберет.

Ибо история – это судьба победившего меньшинства, навязанная остальным меньшинствам в качестве «общенародной судьбы».

Загадку самоубийства Фадеева раскрыл мне старый писатель-чекист NN незадолго до своей смерти. Он просил меня молчать тридцать лет; минуло сорок, и теперь я могу рассказать эту историю.

– Тут три легенды, – сказал NN . – Номер один – тяжелый запой, как было сказано в медицинском заключении, прямо под некрологом. Это для народа. Застрелился по пьянке, с кем не бывает. Номер два – что ему невыносимо тяжело было встречать людей, которых он фактически сажал, и вот они вернулись из лагерей. Это для интеллигенции. Легенда номер три – искреннее и злое письмо в ЦК. Что, мол, партийные чиновники извели его талант под корень. Это – для отделов культуры обкомов и райкомов. Чтоб не увлекались администрированием.

– А на самом деле? – спросил я.

– Сейчас, – старик развязал тесемки на картонной папке и вытащил простую общую тетрадь, перелистал. Я увидел четкий фадеевский почерк. – Вот. Его заметки на память. Сорок седьмой год.

«Совещание у тов. Сталина по премиям. 12 крупных писателей. Сидим в приемной. Ждем полчаса. Поскребышев входит: “Подождите”. Ждем еще час. Поскребышев: “Вы, вы, вы, и тов. Фадеев”. Ведут двое военных. Коридор, комната. Чай, боржом, печенье. Сидим вчетвером еще сорок мин. Мол. чел. в штатском, сильно пахнет шипром: “Тов. Фадеев, идемте. Остальные обождите”. Ведет по лестнице вверх. Вводит в кабинет. На столе трубка, папиросы. Но дыма нет. Книга, какой-то том Ленина (не рассмотрел). Входит мол. ген. – лейт.: “Присядьте. Тов. Сталин неважно себя почувствовал, у него проф. Виноградов”. Я: “Мне подождать?” Он: “Вот замечания тов. Сталина”. Дает мне список лауреатов. Синим карандашом кто-то вписан, кто-то вычеркнут. Встаю: “Могу идти?” Он: “Посидите полчаса”. Сам сидит за письм. столом! Потрошит папиросы, набивает трубку, нюхает, выковыривает спичкой, и опять. Я: “Тов. Сталин все-таки меня примет?” Он отвечает: “Трубка у тов. Сталина английской марки Дунхилл – белая точка на мундштуке, видите? Фирменный знак”. Я: “Тогда я пойду?” Он: “Полчаса, сказано! Тов. Сталин очень внимателен к нуждам писателей. И носит потертый китель, понятно?” Полчаса прошло, он нажал кнопку. Вошел который шипром воняет. Отвел меня к нашим. Они: “Ну, что?” Я говорю, какой на товарище Сталине китель, какая у него трубка и какие он дал замечания. Потом мы четверо рассказываем это всем остальным. Поскребышев на нас смотрит: “Что, рады встрече с тов. Сталиным?” Все как закричат: “Счастливы! Счастливы! Какой он великий и простой!”

Через неделю в “Метрополе” – тот молодой ген. – лейт. С двумя балеринками. “Тов. Фадеев!” – “Тов. генерал!” Он балеринок отослал. Сели, выпили. Я: “Тов. генерал, я своим писателям рассказал, как я с тов. Сталиным встречался, а они теперь интервью дают, как он их принимал, это правильно?” Он: “Все о’кэй! Не бзди горохом!” Грубо и на ты. Я: “Как тов. Сталин себя чувствует?” Он ржет: “Хоть ты и писатель, а мудак!” Я всё понял. Мудак, верно. Последний из мудэге, ха-ха-ха».

NN закрыл тетрадку и вздохнул:

– Он был очень наивен. Для него это был страшный удар. Стал пить. Но ждал, что на съезде Хрущев сознается, что никакого Сталина не было. А Хрущ начал все валить на несуществующее лицо. На портрет в газете. И вот этого бедный Саша Фадеев не вынес. Стал алкашам на станции всю правду рассказывать. Они его избили. Не поверили. Народ, сука, не поверил! Он пришел домой и застрелился.

– То есть вы хотите сказать…

– Ты что, такой же мудак? – засмеялся старый чекист.

– Но как же…

– Ай, я вас умоляю! – сказал он. – Геловани-Шмеловани. Монтаж-шмонтаж.

– Допустим, – сказал я. – А почему тогда Сталин умер? Жил бы до ста лет.

– Берия смешал все карты, – сказал старик, пряча тетрадь в папку. – Он хотел быть первым. Ну и напоролся. Вождь бывает только на портрете , запомни.

– А кто был этот молодой генерал-лейтенант? – спросил я.

– Неважно! – сказал старик и завязал тесемки.

Соня любила заниматься сексом.

Но она любила заниматься сексом, а не заниматься сексом . То есть она любила не секс как таковой, а то, что ему сопутствует. Так у многих бывает. Одни любят опасные приключения, другие – упоительную роскошь ухаживаний, кто-то рад ощущению господства, кто-то, наоборот, наслаждается чувством униженности. Одни любят догонять, другие обожают убегать. В общем, разные бывают игры.

Для Сони главнее всего была жертва.

Потому что она в четырнадцать лет влюбилась в Sonja Marmeladoff из переводного романа “Raskolnikoff” . Она хотела так же поступить. И чтоб мама потом поцеловала ей ножки. Она даже спросила маму:

– А вы меня, наверное, назвали в честь Sonja Marme-ladoff ?

– Глупости, – сказала мама. – Чего это вдруг?

– А вот в нашем классе есть Наташа, ее назвали в честь Natascha из “Krieg und Frieden” .

– Глупости, – повторила мама. – Тебя назвали в честь папиной бабушки.

– А кто она была?

– Неважно, – сказала мама и ушла на кухню.

Соня сразу поняла, кто была папина бабушка, раз мама говорить не хотела.

Один раз папа потерял работу. Мама ворчала, что надо экономить и что ту кофточку в полосочку она так и не успела купить.

Тогда Соня заперлась в своей комнате, поставила мобильник на книжную полку, надела черные очки и стала раздеваться, по-всякому изгибаясь. А потом запостила видео на сайте легких встреч, потому что она была уже совершеннолетняя и имела право. И отметила, что она невинная девушка.

Ей назначил свидание господин лет пятидесяти, седой и стройный, в хорошем костюме, и номер в гостинице снял хороший. Но он тоже любил сопутствующие обстоятельства, Соня это сразу почувствовала. Поэтому спросила его: «Измена жене, проститутка, невинность, и всё в одном флаконе. Вам нравится?» Он честно ответил: «Да! Очень!» Она спросила: «А секс со мной нравится?» Он спросил: «В каком смысле?» – «В простом», – сказала Соня. «В простом – нет, – еще честнее сказал он. – Ты же ничего не умеешь, какой тут секс».