Анатолий Маев - Генетик

— Не прятала я от тебя деньги, Еврухерий! — оправдывалась Ангелина Павловна. — Намерений дурных не имела, а сберегала накопленное от случайностей непредвиденных. Сам ведь знаешь, и воры иногородние по квартирам лазали, и сантехник у нас ненадежный был, а в дом пускать приходилось. Ты же понять меня не захотел, из-за такой мелочи любовь порушил, недоверие выказал. Счастье наше, можно сказать, собственными руками погубил! Знаю, плохо тебе без меня — тоскуешь дюже. Да и я не шибко радостна в одиночестве — старикашка-то мой дремлет сутками. Ох, больно мне, Еврухерий… Я же свою душу перед тобой выложила как на ладонь, а другой ладонью твою душу нежила…

— Ладони, позвольте заметить, разные бывают, — неожиданно прозвучал знакомый Макрицыну голос. — Иные до того шершавые! Ваша ладошка уж точно не велюровая! Так что ступайте себе, гражданочка. Да и пора вам уже: старикашку перевернуть надобно — залежался бедняга на левом боку. А если пролежни у него образуются? Он же в знак протеста сразу завещание на квартиру перепишет в пользу начальницы ДЭЗа.

Фигура бывшей супруги стала уменьшаться и удаляться, пока не превратилась в маленькую точку и не исчезла совсем.

— Здравствуйте, Еврухерий Николаевич! Рад видеть вас вновь, рад! — произнес Семен Моисеевич, возникнув на том месте, где несколько секунд назад стояла Ангелина Павловна.

Макрицын поздоровался и даже протянул руку, но она уперлась в какую-то непреодолимую преграду и остановилась на полпути.

— Зачем Ангелину Павловну прогнали? — недовольно обратился он к космополиту. — Я, может быть, в последний раз с любимой женщиной среди ромашек погулять возможность имел.

— Вы определенно не лишены чувства юмора, уважаемый, — ответил «полуфранцуз-полуеврей», оглядевшись.

— При чем тут юмор? — нервно отреагировал Еврухерий. — Я с ней много лет прожил, до сих пор забыть не могу.

Семен Моисеевич дважды чихнул, вынул из рукава пиджака алюминиевый носовой платок, слегка взмахнул им несколько раз, после чего тот обмяк и опустился краями вниз к центру. Макрицын поразился увиденному волшебству, а собеседник тем временем протер лицо.

— А я внимательнейшим образом осмотрел все вокруг и ни одной ромашки не обнаружил. Если юмор здесь ни при чем, тогда скажите: вас в пятом классе на второй год не оставляли по причине скверных познаний в ботанике? — совершенно серьезно спросил собеседник.

Ясновидящий бросил взгляд по сторонам: ромашек и в самом деле не было. Густо разросшийся ковыль, полынь и лопухи. Ясновидящий хотел что-то сказать, но «полуфранцуз-полуеврей» опередил его:

— Не надо никаких объяснений, Еврухерий Николаевич. Я безоговорочно верю вам: вы действительно видели ромашки. Но их здесь нет, в чем вы только что убедились. И все же вы абсолютно правы в своем утверждении. Даже знаете, почему правы, только забыли. Не понимаете? Тогда я напомню слова, которые говорил вам в кинотеатре «Э. Пизод»: люди видят только то, что хотят видеть и что им позволяют видеть. Ни в коем случае не по отдельности!

— Ну и что из того? — буркнул Еврухерий.

Космополит многозначительно поднял вверх указательный палец и задумчиво произнес:

— В этом и кроется причина всех неудач и ошибок — человек не может объективно посмотреть на вещи. А без объективного взгляда реалии предстают в искаженном свете. Иначе и быть не может! — неожиданно воскликнул Семен Моисеевич. — Потому что не соблюдается основной закон бытия: «Материальное и духовное начала совместить нельзя!»

— Про начала ваши ничего не знаю, — недружелюбно откликнулся Макрицын. — У меня образование среднее, философию не изучал. А вопрос задал — вы не ответили. Повторяю: зачем Ангелину Павловну прогнали?

— Разве? — удивился Семен Моисеевич. — Вздор вы говорите, уважаемый! Вон сидит ваша дива…

Еврухерий посмотрел назад и действительно увидел бывшую супругу. Она расположилась на траве буквально в одном шаге от него. Взгляд упал вниз, через ее плечо, и Макрицын увидел три картонных листа, на каждом из которых лежали внушительные стопки денег. На первом было написано «От покойного батюшки: взяла все»; на втором — «От первого мужа: недобрала»; на последнем — «От еще живого мужа: сдохнет — доберу».

Потрясенный экс-супруг кинулся к Ангелине Павловне, желая потребовать объяснений, но в тот же миг сильно ударился лбом неизвестно обо что. Не обращая внимания на происходящее, Семен Моисеевич произнес:

— Знал я, что ничего путного у вас с ней не получится. Жаль, предупредить не мог. Мы ведь тогда с вами хорошо знакомы еще не были.

— Не верю я вам! — решительно произнес Макрицын. — Она тогда другая была: толковая и бескорыстная.

— Толковыми только словари бывают, — поучительно заметил Семен Моисеевич. — А что бескорыстная, так тут вы ошибаетесь. Просто вы хотели видеть ее именно такой. И она позволяла вам видеть себя такой. Прошу прощения за тавтологию. В результате вы не распознали ее материального начала и совершили ошибку, заключив брак. А нельзя было, Еврухерий Николаевич, потому что вашими действиями духовное начало движет.

— Докажите! — потребовал ясновидящий.

Семен Моисеевич улыбнулся и вкрадчивым, тихим голосом прошептал:

— Вы ведь ее всем сердцем любили, не думая о своей выгоде. Правильно?

— Да, — кивнул Еврухерий.

— Вы ведь и в партии своей по идейным соображениям состоите, не по материальным. Правильно?

Макрицын вновь ответил утвердительно.

— Вы любимому человеку всегда помочь готовы, совершенно не думая, будет ли вам от того какая выгода. Более того, и на самопожертвование готовы. Правильно?

— Правильно. Даже иногороднему помогу! — с пафосом заявил ясновидящий.

— Доказательств достаточно? — поинтересовался «полуфранцуз-полуеврей» и, получив положительный ответ, удовлетворенно потер руки. После чего эмоционально произнес: — Вот и помогите им!

— Помогу, помогу, — не понимая, кому и чем просит его помочь космополит, согласился Макрицын.

Семен Моисеевич подошел ближе, пристально посмотрел в глаза и спросил:

— Знакомы ли вам господа Ганьский и Залп?

Не потратив ни секунды на раздумье, Еврухерий ответил утвердительно, уточнив, что Залпа всего пару-тройку раз видел.

— Вот и помогите им! — повторил космополит.

— Я? Должен помочь Ганьскому и Залпу? — недоумевал ясновидящий. — Как?

— Письменно, друг мой! Вы же опять все забудете: и что вам предстоит увидеть, и мои слова, и саму нашу встречу. Берите карандаш, тетрадь в линейку на двенадцать листов — и следуйте за мной!

— А ручку нельзя вместо карандаша? — уточнил Макрицын.

— Может быть, вы еще и машинку печатную с ятями взять пожелаете?

— На кой черт мне машинка? — не уловив подвоха, ответил ясновидящий. — Я же не роман печатать собираюсь.