Анатолий Маев - Генетик

Лицо ясновидящего застыло в гримасе ужаса, что не ускользнуло от внимания космополита.

— Не был бы я свидетелем, ни за что бы не поверил, — проникновенно произнес Семен Моисеевич, — что вид обнаженной барышни может вызвать столь неадекватную реакцию взрослого человека. Складывается впечатление, что перед вами не Илл-Анна, а, скажем, сумасшедшая большевичка с наганом в руке.

— Я только что Ангелину Павловну видел, — уверенно произнес Макрицын. — А сейчас там…

— Послушайте, уважаемый, вы ненароком настойку мухоморов не принимаете? Я, право, даже и не знаю, чем еще можно объяснить ваши галлюцинации.

Собственная голова окончательно перестала принадлежать Еврухерию. В его восприятии и до того не совсем понятная речь космополита перетекла в совершенно не связанные между собой предложения. Голос Семена Моисеевича смешался с другими, незнакомыми Макрицыну голосами — командными, испуганными, женскими, пронзительными, противными, кричащими, мужскими, истерическими… И вскоре все это переросло в гул. Словно загипнотизированный, «коренной москвич» неподвижно сидел с широко открытыми глазами, взор которых застыл, устремленный на статуи…

Велик выбежал из-за кафедры. Вождь уже ничего не говорил. Характерные движения головы прекратились, но обезумевшие, выпученные глаза и тремор рук указывали на то, что человек не в порядке. Обильно покрывший кожу пот под лучами софитов делал зловеще перекошенное лицо еще более страшным, асимметрично поделенным на участки блеска и теней. Прерывистое дыхание перешло в клокочущее, слышимое на расстоянии. И раздался душераздирающий крик. События развивались стремительно: Велик спрыгнул со сцены и с разбегу ударил головой в лицо одного из делегатов. Затем схватил за уши его соседа, вцепившись попутно зубами в нос, чудом не откусив. Несчастный, истекая кровью, вырвался и в шоковом состоянии побежал к боковому проходу мимо многочисленных корреспондентов, сопровождаемый бесчисленным количеством вспышек. А Вождь уже успел разорвать юбку на даме бальзаковского возраста, оставив потерпевшую лежать на полу в обморочном состоянии.

Делегаты массово вскакивали с мест и торопились к выходу, создавая давку, роняя пожилых, наименее устойчивых товарищей, и это приводило к заторам. Ситуация усугублялась нагромождением треног, сумок и прочей бесшабашно расставленной и разбросанной корреспондентской утвари.

Послышалась нецензурная речь. Движение товарищей приобрело абсолютно хаотичный характер и стало напоминать броуновское. Происходящее в зале все более приближалось к панике. Несколько человек из службы поддержания порядка кинулись на усмирение Вождя, окружив его, но тот, проявив невероятную изворотливость, выскользнул из кольца и сзади запрыгнул на огромного роста мужчину. Перепуганный гражданин легко освободился от Велика, резко дернувшись в сторону, в результате чего нападавший чувствительно ударился о край сцены и на мгновение потерял равновесие. Но быстро восстановился и растопыренными пальцами нанес фронтальный удар в лицо оказавшейся рядом одной из немногих молодых женщин, присутствовавших на съезде. Пострадавшая зажала руками глаза и закричала так, как только могут кричать люди, испытывающие нестерпимую боль.

В этот момент что-то твердое и тяжелое с размаху опустилось на затылок Вождя. Это был огромный разводной ключ дежурного сантехника, отличавшегося активной жизненной позицией: он никогда не оставался в стороне от происходящих в стране событий — мужчина всегда шел на шум. С разводным ключом…

— Гляди-ка ты, объединились… — сжимая кулаки, с ненавистью и презрением процедил сквозь зубы Макрицын, увидев внутри банки двоих руководителей партии и Восторгайло в компании с Ганьским, Кемберлихиным и Залпом. Мужчины стояли облокотившись на дальнюю от Еврухерия стенку прозрачной емкости. Перед банкой на полу сцены расположились Ангелина Павловна и Илл-Анна. Обе смотрели в зал.

Первым пришел в движение поэт. Он метнулся к Илл-Анне, протянув к ней руки. За ним кинулись ученые, пытаясь остановить. Ясновидящего поразило, с какой легкостью они прошли сквозь стекло, которое осталось неповрежденным.

— Я же просил вас, Еврухерий Николаевич, спасти Залпа, — услышал он голос Семена Моисеевича. — А вы формально отнеслись к моей просьбе. И вот результат! Вы никогда не видели, как божественные женщины в циничных баб превращаются? Смотрите! Ничего другого не остается — время упущено.

Вырвавшись из рук Кемберлихина и Ганьского, поэт приблизился к Илл-Анне:

— Милая, я люблю тебя!

— А я не люблю тебя, Саша, — сухо ответила женщина.

— Но почему же вот так, в один день, ты резко изменилась в своем отношении? Ведь еще вчера ты страстно отдавалась мне, говорила, что хочешь быть моей женой, что мечтаешь, чтобы у нас родилась дочь!

— Папа решил, что я не могу тебя любить, — ответила Илл-Анна, и в унисон ее словам откуда-то сверху донеслось: «А что материально вы можете дать ей? Надо у мужа спросить — как муж решит, так и будет». — Нельзя мне быть твоей женой, так папа сказал! Я против воли папы не пойду. И против религии не пойду.

— Забыл, кто они по религии, — произнес Макрицын, искренне, по-человечески переживая за Залпа.

— Язычники. Троепреклонцы-десвяполы: деньги, связи, положение, — напомнил космополит.

Ясновидящий о чем-то задумался. Но до боли знакомый женский голос заставил его очнуться.

— Не дамся! Не дамся я за просто так! — кричала Ангелина Павловна, отбиваясь от Восторгайло. — Еврухерию уступала, потому как денег много домой таскал. Старикашке не противилась, так он все мне завещал. А ты что? Все дочерям, все дочерям! Квартиры внукам отписал! А тело от меня требуешь, упырь большевистский?

Несмотря на преклонный возраст, коммунисту Восторгайло удалось почти полностью сломить сопротивление беспартийной Ангелины Павловны. К негодованию ясновидящего, Вараниев и Шнейдерман оставались при этом безучастными свидетелями.

Ярость охватила Еврухерия. С не присущей ему злостью и решительностью он вскочил и кинулся к тому месту, где с секунды на секунду могла разыграться трагедия. Увидев Макрицына, Восторгайло обрадовался, полагая, что соратник по партии прибежал помочь ему. Однако оценив выражение физиономии ясновидящего, ушлый идеолог сообразил, что намерения у заведующего отделом прогнозов и специальных заданий отнюдь не дружеские. Вопреки весу Ангелины Павловны, Восторгайло с легкостью подхватил в охапку экс-супругу Еврухерия и заскочил внутрь банки, без видимого труда преодолев стеклянную стенку.

Макрицын кинулся вслед, но поддавшаяся было стенка откинула его назад. «Коренной москвич» обежал вокруг емкости, пытаясь отыскать вход, но не нашел. Тогда стал предпринимать попытки вскарабкаться наверх, чтобы спрыгнуть на дно через горловину. Однако и тут его постигла неудача: прозрачное стекло необъяснимым образом являло свойства резины — прогибалось под тяжестью тела Еврухерия и отбрасывало назад. Озверевший от собственного бессилия ясновидящий исступленно прыгал на банку, и в конце концов ему повезло: пальцы ухватились за какой-то твердый стержень. Осторожно, чтобы в очередной раз не упасть, перебирая руками и ногами, Макрицын добрался до самого верха, но горловины там не оказалось. Вместо нее он увидел огромного размера белую голову. Когда взгляд «коренного москвича» встретился с бесцветными, без зрачков, глазами головы, беззубый рот искривился и раздалось шипение: