Джонатан Троппер - Все к лучшему

— Я знаю, — отвечаю я.

— Не спеши с выводами, — продолжает Тамара. — А то доведешь себя до белого каления.

— Я не могу не думать о том, что это что-то серьезное. Слишком гладко последнее время у меня все складывалось. Такое чувство, будто расплата не за горами.

Мы направляемся к примерочным.

— Нельзя так мрачно смотреть на жизнь, — хмурится Тамара. — Что толку стараться стать счастливым, если постоянно будешь оглядываться, дожидаясь, когда же придется расплачиваться по счетам?

— А что конкретно мы ищем? — спрашиваю я ее сквозь дверь, стараясь не думать о том, как она сейчас снимает и надевает платья.

— Платье для твоего праздника.

— Какого еще праздника?

Дверь распахивается, и выходит Тамара, поправляя обтягивающее черное коктейльное платье.

— Для твоей помолвки. Как ты помнишь, у тебя в субботу помолвка.

— Ах да, — вспоминаю я.

— Ты забыл про собственную помолвку?

— На секунду.

Тамара с любопытством смотрит на меня и явно собирается что-то сказать, но молчит.

— Ей с тобой очень повезло, Зак, — криво улыбается она.

Тамара возвращается в примерочную, и не успеваю я оглянуться, как она перекидывает платье через дверь. Как ей удается так быстро раздеваться?

— Застегни мне молнию, пожалуйста, — просит она.

О боже.

Я захожу в кабинку; Тамара поворачивается ко мне спиной и критически разглядывает платье в зеркале. Я берусь за молнию; платье чуть отстает от спины, нечаянно открывая моим глазам изгиб, где талия переходит в ягодицы, и я вижу два крутых бугорка, прикрытых тонкими трусиками. Я тяну молнию вверх, вдоль нежно-кремовой спины и чуть выступающих лопаток, и чувствую, как у меня дрожит рука. Застегнув платье, я поднимаю глаза и ловлю в зеркале пристальный взгляд Тамары, которая смотрит на меня со странным выражением на лице. Несколько секунд мы стоим, глядя друг на друга в отражении; наконец она поворачивается ко мне лицом.

— Что скажешь? — спрашивает Тамара как ни в чем не бывало. — Не слишком откровенное?

Я отступаю на шаг назад и с видом критика оглядываю ее с головы до ног.

— Откровенное — это еще мягко сказано.

— Даже так? — польщенно тянет Тамара. — Значит, то, что нужно.

Из магазина мы выходим к полудню и шагаем в центр, ко мне на работу. Холодный октябрьский ветер хлещет нас по щекам. Улицы запружены толпой спешащих на обед или с обеда офисных служащих; они мрачно смотрят прямо перед собой, поднимая глаза лишь на переходе, чтобы смерить взглядом очередное пропускающее их такси.

— Мне пора домой, — сообщает Тамара, посмотрев на часы. — Силия сидит с ребенком, и я обещала ей вернуться к двенадцати.

— Где ты припарковалась?

— У тебя за углом.

— Ты опоздаешь.

— Я всегда опаздываю. Не веришь, спроси ее.

— Вы не ладите?

— Ладим, насколько вообще это возможно с матерью покойного мужа, особенно если у нее такой властный характер, — отвечает она.

— То есть нет, — резюмирую я.

— Пожалуй, так. Они с Полом постоянно проверяют, как там Софи, будто я не способна за ней ухаживать без помощи Раэля. Может, мне это только кажется, но рядом с ними я чувствую себя так, словно больше не имею права на счастье. Как я могу радоваться жизни, когда их сын умер?

— А такое случается?

— Что?

— Тебе бывает хорошо?

— Иногда, — вздыхает Тамара.

К офису «Спэндлера» мы подходим под дождем — не сильным, так, чуть моросит. На Шестой авеню сумрачно и промозгло. Тамара дрожит без пальто под козырьком здания, обхватив себя руками, чтобы согреться; пакет с платьем зажат у нее между коленями. Я неуверенно заглядываю в фойе.

— О чем ты думаешь? — спрашивает Тамара.

— О том, что мне ужасно не хочется возвращаться на работу, — признаюсь я.

— Ты волнуешься из-за биопсии.

— Разумеется, волнуюсь. Я не хочу умирать. Тамара сжимает мою руку.

— Зак… Ты не умрешь.

Я киваю.

— Все вдруг стало так сложно.

— О чем ты?

— Не знаю, — вздыхаю я. — Жизнь, работа, женитьба. Такое ощущение, будто все это потеряло смысл.

— Ты же только что говорил, как все здорово складывается, — возражает Тамара.

— Я так думал, — не отрицаю я. — Но теперь все иначе. Я столько всего хочу в жизни успеть, а вместо этого занимаюсь чем-то другим. Если я умру, мои мечты так никогда и не сбудутся.

— И что ты собираешься делать?

— Не знаю, — признаюсь я. — Пожалуй, лучше мне сбежать отсюда на несколько дней, чтобы хорошенько все обдумать.

— Будешь до пятницы сидеть дома и ждать результатов анализов? — переспрашивает она. — Так и свихнуться можно.

— Здесь я еще скорее свихнусь, — замечаю я. — Еще чуть-чуть — и начну на людей бросаться.

Тамара встает передо мной и берет меня за руки.

— Зак, — тихо произносит она. — По-моему, ты преувеличиваешь.

Я смотрю в ее большие темные глаза, скольжу взглядом по нежным изгибам ее губ. Почему меня сегодня так тянет к ней?

— Боюсь, я еще преуменьшаю.

Тамара понимающе улыбается.

— Все будет хорошо, — успокаивает она. — Я в этом уверена.

— Возможно, — отвечаю я. — Но пока все не выяснится, я не хочу здесь находиться.

— Не хочешь — не надо, — соглашается Тамара.

Ее лицо разрумянилось от дождя; она приплясывает на месте, чтобы согреться, и выглядит при этом обворожительно. Меня охватывает нежность.

— Ты лучшая в мире, — признаюсь я.

Она улыбается, делает шаг ко мне, и мы снова заключаем друг друга в наши фирменные объятия. Я вдыхаю свежий запах миндального шампуня и душистого мыла.

— Все будет хорошо, — шепчет она мне на ухо и чмокает в висок.

И тут я без предупреждения поворачиваю голову и прижимаюсь к ее губам. Мы целуемся, приоткрыв рот, почти не касаясь друг друга языками. Может, впоследствии мне бы удалось объяснить все это случайностью, если бы я вдобавок не гладил прохладную, влажную щеку Тамары. Ее соблазнительные, словно созданные для поцелуев губы как будто машинально охватывают мои, открываются им навстречу, хотя я вовсе не уверен, что она отвечает на мой поцелуй. Ритмичный стук дождевых капель прерывает только шуршание шин такси, проезжающих по лужам. Наконец я отрываюсь от Тамары, она смотрит на меня с изумлением, чуть приоткрыв рот.

Минуту мы не сводим друг с друга глаз, мои губы горят от нашего поцелуя. Наконец Тамара медленно кивает, словно отмечает в памяти случившееся, смущенно улыбается и спрашивает:

— Что это было?

В ее голосе не слышно раздражения — лишь приятное удивление и любопытство.

— Сам не знаю, — отвечаю я. — Мне вдруг показалось, что это нужно сделать.

— Что ж, тебе это явно удалось, — комментирует она.

— Прости…

— Не стоит, — перебивает меня Тамара, махнув рукой. — Не извиняйся. Мне и так неловко.