Джонатан Троппер - Все к лучшему

— Привет, Зак, — бодро произносит он, глядя на меня в зеркале.

— Доброе утро, — здороваюсь я.

— Как дела?

— Супер.

Главное в общении с Биллом — как можно меньше говорить. Он печально известен нудными и многословными поучениями о том, как нужно продавать, и не угадаешь, когда простой обмен любезностями превратится в мини-семинар в духе Дейла Карнеги. Вам наверняка знакомы такие, как Билл. Вы сталкивались с ними в самолетах, где они слишком громко рассказывают сидящему в соседнем кресле бедолаге о фондовой бирже, последних приложениях для КПК и слабых местах бизнес-модели «Амазона». Наверняка вы подумали: «Если он такой умный, почему тогда учит других?» Биллу за пятьдесят, у него мясистые щеки в прожилках и лысина, которая начинается со лба; он уверен, что нет такой проблемы, которую нельзя было бы решить с помощью десятиминутной презентации в «Пауэр-Пойнт». Билл истово служит богам корпоративного менеджмента, свято верит в системы и изъясняется на деловом жаргоне. Он всегда готов «наладить контакт», «убедиться, что мы на одной странице» и вечно просит «держать его в курсе дела». Он обожает продавать и заключать сделки. Секрет его системы управления сводится к тому, чтобы сыпать направо-налево банальностями, которые он заучил за тридцать лет, проведенные на передовой. Он делится с нами этой премудростью с видом учителя дзен, ведущего к просветлению. «Торгуйте с массами, ешьте с разными классами», — говорит Билл. «Не задирайте нос», — говорит Билл. «Дважды отмерь, один раз отрежь», — говорит Билл. «Продавайте сперва себя, а потом уже продукт», — говорит Билл. «Путешествие длиною в тысячу миль начинается с первого шага», — говорит Билл.

Его слова звучали бы гораздо убедительнее, не будь он старейшим менеджером среднего звена за последние десять лет. От него пахнет затхлым кофе и дешевым лосьоном после бритья, а на лице застыло загнанное выражение человека, изнемогающего под тяжестью собственной заурядности. Он профессиональный посредник — и неумолимое напоминание о том, что пора выбираться отсюда, пока я не превратился в него.

— Я видел в твоем отчете по текущим проектам, что ты ведешь поставку логотипов для «Найк», — замечает Билл, тщательно вытирая руки бумажным полотенцем.

— Да, верно, — отвечаю я. И лучше бы Биллу остаться в туалете, потому что, когда он узнает, что случилось, будет срать кирпичами.

— Что там, акриловые штампы?

— Нет, шелкография.

— А, — кивает он с видом знатока, демонстрирующим, что Билл прекрасно разбирается в шелкографии. — Поздравляю, Зак, — он берет следующее полотенце, — наладить контакт с «Найк» — большая удача. Буду внимательно следить за твоими успехами.

Он бросает взгляд в зеркало и разве что не достает компас и транспортир, чтобы поправить галстук.

— Спасибо, — цежу я, отчаянно мечтая, чтобы Билл поскорее ушел и я смог спокойно отлить в одиночестве.

Беззащитная розовая кожа, просвечивающая сквозь его редеющие волосы, напоминает о химиотерапии и облучении; по ЖК-монитору в моем мозгу плывет зловещее слово «рак».

Наконец Билл уходит, оставляя меня в облаке афоризмов. Желает мне «быть на высоте». Прежде чем пойти, необходимо научиться ползать. Одна голова хорошо, а две — лучше. И напоследок, уже на пороге туалета, произносит одно из своих любимых выражений: не бывает второго шанса произвести первое впечатление.

Я бросаюсь в кабинку, на ходу расстегивая молнию на ширинке. Моча снова привычного ярко-желтого цвета, и я приободряюсь, не замечая и следа бледно-ржавых утренних сгустков. Я чувствую, как уголки губ растягиваются в улыбке, а в груди, когда я застегиваюсь, поднимается облегчение. То, что случилось утром, — мелкое недоразумение, легкий глюк организма, не более. Однако, наклонившись, чтобы смыть за собой, замечаю в унитазе яркое пятнышко, жидкий красный зародыш с усиками, который кружится в водовороте, постепенно сливаясь с общим прозрачно-желтым потоком. Черт.

Я мою руки и думаю о том, как же выглядит опухоль.

Следующий час я провожу на медицинских сайтах в поисках ответа. Кровь в моче называется гематурией. Она может быть вызвана повреждением мочевыводящих путей, выходом почечных камней, но судя по тому, что болей у меня нет, можно исключить эти причины и задуматься о заболеваниях сосудов, почек, опухолях и, разумеется, раке мочевого пузыря. Звонит телефон. Я не беру трубку.

Вместо этого нахожу в КПК номер своего врача и звоню ему. Секретарша сообщает, что он занят, у него пациент. Подожду ли я? Разумеется. В трубке меня развлекает популярный кавер на песню Rolling Stones «Ruby Tuesday ». Рубиново-красный, думаю я и снова вспоминаю про кровь в унитазе.

— Добрый день, Закари, — здоровается доктор Климан. — Как дела?

У меня нет никакого настроения обмениваться любезностями, и я без лишних слов рассказываю ему обо всем. Он задает мне несколько вопросов. Случалось ли такое раньше? Сколько примерно крови? Было ли мне больно? Потом на минутку отходит и возвращается с телефоном и адресом уролога.

— Доктор Лоренс Сандерсон. Парк-авеню. Сходите к нему как можно скорее.

— Вы думаете, это что-то серьезное?

— Может, и нет, — отвечает доктор не так уверенно, как мне хотелось бы. — Но необходимо проверить. Скажите доктору Сандерсону, что я попросил вас принять сегодня, хорошо?

Я вешаю трубку и тут же звоню урологу. Его секретарша, поворчав, все же находит окно и записывает меня на прием в обеденный перерыв.

— Но вам придется немного подождать.

У доктора Сандерсона волосы с проседью, безукоризненно подстриженная бородка и проницательные глаза за очками в золотой оправе. Он выглядит, как врач мечты, вот только в тридцать два года и в голову не придет мечтать о враче, потому что по-хорошему в этом возрасте врач ни к чему и вовсе не нужно ему рассказывать, что ты чувствовал, когда сегодня утром писал кровью.

— Раньше такое бывало? — интересуется доктор.

— Нет.

— Травм не было, живот или бока не повреждали?

— Нет.

— Боли при мочеиспускании?

— Нет.

— Вы курите?

— Нет, — отвечаю я. — То есть когда-то курил, в университете, но бросил. В смысле постоянно не курю. Разве что иногда, в баре, когда выпью.

— Часто ли вы пьете?

— Нет. Скажем так, время от времени. Редко. — Пришлось напомнить себе, что я не на собеседовании.

— Бегаете трусцой?

— Нет.

— Занимаетесь травмоопасными видами спорта?

— Нет.

— Принимаете ли какие-нибудь лекарства?

— Иногда тайленол или экседрин от головной боли.

— И часто у вас болит голова?

Сейчас лопнет.

— Редко.

Скорей бы он уже перешел от слов к делу и осмотрел меня. Горы анкет, которые я заполнил в приемной, хватит, чтобы подать в банк заявку на кредит. После этого по указанию симпатичной медсестры-латиноамериканки я снял одежду и облачился в халат из самого тонкого хлопка, который только может быть. Я свою часть сделал, теперь очередь доктора Сандерсона, который наконец-то приказывает мне лечь на бок на кушетку и мажет мне бок и поясницу каким-то прозрачным гелем, таким холодным, что я цепенею от неожиданности.