Джоанн Харрис - Персики для месье кюре

— Откуда ты знаешь ! Ты не можешь быть уверена!

Ты права, Анук. Все это только слова. Слова — самая дешевая магия; как и свист, если проходишь мимо кладбища. Но иногда слова — это все, что у нас есть. А иногда даже самые простые слова способны отпугнуть призраков. Не всегда, конечно, но все же…

И тут на берегу явно что-то случилось. Розетт, вместе с Майей игравшая в боковом проходе, громко заухала, как сова, и я, посмотрев в ту сторону, увидела, что под мостом наблюдается некое, совершенно неожиданное, движение. Похоже, там собирался причалить чей-то плавучий дом.

Мы бросились к мосту. Да, это действительно был плавучий дом, но не тот, на котором уплыла Инес Беншарки. Это было совсем маленькое речное суденышко, выкрашенное темно-зеленой краской; из кривоватой трубы, кашляя, вылетал дымок; на палубе виднелись горшки с цветами. И с моста было видно, что к берегу уже успели причалить еще два таких же суденышка — одно желтое и одно черное.

Розетт и Майя, разумеется, бросились на них смотреть.

Анук повернулась ко мне, снова просияв от радостного ожидания.

— Ты же понимаешь, мама, что это означает?

Это означало, что в Ланскне вновь вернулись речные крысы.

Пятница, 27 августа

Речные крысы. Целое нашествие. Они причаливали к берегу рядом со старой пристанью на своих узких деревянных речных суденышках — теперь таких уже не делают; некоторые были ярко покрашены, а некоторые, совсем невзрачные, напоминали пузатые цыганские фургоны с жестяными печурками и крышами из рифленого железа. К полудню на задах Маро выстроилась добрая дюжина таких судов. Из наших окон, выходивших на реку, их хорошо было видно, а когда наступил вечер, то надо всей Танн вспыхнули огни, послышались оживленные голоса — люди готовили ужин, приветствовали друг друга, в общем, вся эта маленькая плавучая община готовилась к ночлегу.

Анук была убеждена: это некий знак. Она, правда, не знала точно, что он предвещает, но для нее возвращение речных крыс всегда означало перемену ветра.

Что ж, Анук, возможно, ты и права. Ветер-то стих. И небо чистое. На бульваре Маро готовятся в семнадцатый день рамадана прервать пост и наконец по-ужинать. Река звезд над головой, фонари на бульваре, созвездия огней на суденышках, разбросанных вдоль берегов спящей Танн.

Сегодня мы наконец остались одни. Алиса вернулась домой, и у нас все стало по-прежнему. Вот только Розетт, которая обожает речные суда, все просила снова пойти к реке, чтобы на них посмотреть. Анук тоже хотела проверить свою электронную почту, хотя там, конечно же, ничего для нее нет.

Признаюсь, я была рада, когда девочки ушли. В последнее время было слишком много людей, слишком много дел, слишком много беспокойства, и мне казалось, что полчаса в одиночестве хоть немного вернут мне ощущение реальности. Я приготовила себе чашку горячего шоколада и вышла с ней в сад; воздух был все еще прохладен после затяжных дождей, и запахи сырой земли и лаванды еще только начинали пробуждаться вновь. Внизу, подо мной, виднелись огни на улицах Маро. Надо мной сияли звезды.

Я закрыла глаза. Медленно опускаясь на землю, меня окутывали звуки вечера: треск сверчков, звон церковного колокола, скрип старого дома, оседающего на отсыревшую землю, точно старая дама в кресло. Лента музыки — возможно, флейта — повисла над Маро. Восемь лет назад, когда сюда приплыли речные крысы, я как раз готовилась к своему первому празднику шоколада. Анук было всего шесть. Мы еще были не знакомы с Ру. И Арманда была еще жива. Сейчас, слушая эту далекую музыку, я почти могла поверить, что ничего не изменилось. Я почти могла поверить, что и сама я осталась той же.

Все возвращается , — сказала Арманда. — Река под конец все приносит назад. Ах, дорогая моя Арманда, если бы только река действительно могла все принести назад! Если б только ты была сейчас со мной! Сколько я могла бы рассказать тебе, сколько тайн, которые узнала, поведать…

Каждый кому-нибудь да исповедуется. Одна из самых привлекательных черт католической церкви — это, безусловно, тайна исповеди и обещание отпустить грехи. Рейно выслушивал исповеди в любой день без исключения. Теперь же, когда в церкви заправляет отец Анри, к исповеди приходят раз в неделю, да и то она обычно приурочена к какой-нибудь службе. Особенно сильно скучают по Рейно некоторые старики. Например, Генриетта Муассон и Шарль Леви, которые, вообще-то, друг с другом почти не разговаривают. Для них Рейно не просто священник; он для них друг, доверенное лицо. Как и старый Маджуби раньше для жителей Маро, как и я, возможно, во времена старой chocolaterie — по-своему, конечно. Но нам-то к кому обратиться, если и мы хотим исповедаться? Кто, например, выслушает мою исповедь?

Шоколад давно остыл. Я вылила его в кусты. Ночь показалась мне какой-то слишком холодной, и я встала, собираясь вернуться в дом. И вдруг заметила что-то на дереве Арманды. Этот персик мы, должно быть, случайно пропустили, когда на прошлой неделе собирали последние плоды; на ветке висел один-единственный, идеально созревший персик, который каким-то чудом ни капли не пострадал ни от ветра, ни от дождя.

Я сорвала его; запах сперва был слабый, но потом персик согрелся у меня в ладонях и стал пахнуть летом. Я разломила его и откусила кусочек. Персики в конце лета часто бывают совершенно безвкусными, водянистыми, но этот был удивительно хорош, все еще сладок и лишь чуть-чуть отдавал мускусом из-за проливных дождей.

Арманда была права: просто позор — позволять таким прекрасным фруктам пропадать зря. И я подумала, что хорошо бы посадить эту персиковую косточку на могиле Арманды, ей бы, наверное, понравилось. Могила находится у самой кладбищенской стены, и там полно места, а летом ребятишки стали бы туда пробираться тайком и красть персики — на радость Арманде. Я точно знаю, она была бы довольна. И я спрятала косточку в карман. На той стороне, в Маро, все продолжали прибывать суденышки речных цыган, и от цветных фонарей, горевших на корме, по воде тянулись яркие извилистые следы. Интересно, почему их так много? И почему они прибыли именно сегодня? И нет ли среди них Инес?

Нет, вряд ли. Однако…

Я хорошо знаю, что такое странствующая община. Если кто-нибудь и может разнюхать, куда делась Инес, так это речные крысы. И след Рейно, кстати, они тоже сразу почуют, где бы он ни был; да и Рейно достаточно лишь представить себе, что речные крысы вновь заполонили Ланскне-су-Танн, и он сам вылезет оттуда, где сейчас прячется. Он, может, и переменился, и теперь это совсем не тот Рейно, который восемь лет назад пытался испортить мой праздник шоколада, однако его недоверие к аутсайдерам осталось прежним. Как только он услышит о прибытии речных крыс, то сразу вернется домой. Все всегда под конец возвращаются домой.