Элена Станканелли - Я РОСЛА ВО ФЛОРЕНЦИИ

Не хочу сказать, что в памяти не осталось ничего другого. Нет, это и пачки сигарет "Муратти", и кожаная визитка на молнии, которую отец с цирковой ловкостью носил под мышкой, и маскарадный костюм юного баварца родом с Сицилии. Однако эти два томика с похожими обложками — свадебный альбом и стихи Гарсиа Лорки — были теми катушками, которые я наматывала и разматывала, записывая видеосюжеты своего детства.

В царившую в семидесятые на рынке сладостей советскую серость американцем ворвался появившийся на улице Кальцайуоли автомат, выдававший мороженое "с завитком": ванильное, шоколадное или мраморное (шоколадно-клубничное). Мы с подругами садились в автобус и сами ездили за мороженым. Уходили из дома до самого вечера только ради этого, впрочем, не считая охоты за наклейками.

В тот день на мне были джинсы, которые родители привезли мне из США. У них был пояс из эластичной резинки в полоску, безумно красивый. Внезапно, как часто случалось в те годы, послышался характерный топот — это молодежь бежала по улице Кальцайуоли. Топот спасающегося от охотников слона, сотрясавший наше отрочество. Когда манифестация миновала двери кафе, воздух наполнился дымом от "коктейля Молотова". Взводы полиции, кровь. От уличной суматохи и криков нас заслонила опущенная железная шторка, и мы пробыли там вместе с незнакомыми людьми некоторое время, показавшееся мне вечностью. Когда мы вышли, уже стемнело. Нам хотелось поскорей вернуться к нормальной жизни, чтобы можно было снова заказать мороженое "с завитком". Но было уже поздно, лица у людей стали серьезные: кто-то сочувствовал, кто-то осуждал. Эпоха безразличия еще не наступила, и ставка на кону была высока. Это было 9 мая 1978 года [45] В этот день в Риме было найдено тело Альдо Моро, бывшего премьер-министра Италии и лидера христианских демократов, похищенного за 55 дней до того (16 марта) радикальной террористической группировкой "Красные бригады". .

У меня два воспоминания, связанных с похищением и убийством Альдо Моро: манифестация рядом с кафе-мороженым и день, когда учительницу вызвали к директору. Она скоро вернулась в класс и сокрушенным голосом, от которого меня бросило в дрожь, сообщила, что за нами придут родители. В тот же день по телевизору в спортивном клубе в Кашине я увидела черно-белые снимки тел на улице Фани. Я стояла посреди мужчин в шортах и женщин в не закрывавших трусов белых юбочках, с ракетками, на деревянные обода которых во избежание деформации были прикручены распорки в форме трапеции.

В теннис тогда играли маленькими ракетками и белыми мячами, женщины надевали коротенькие носочки вровень с обувью, с выглядывавшим наружу цветным помпончиком. Самой красивой среди женщин была моя тетя Рита, которая даже сейчас, в семьдесят лет, стройна и гибка как тополь. Она и другие прекрасные дамы поддерживали на нужном градусе эротическую атмосферу спортивного клуба. Тогда я еще не знала, что стоит взрослым особям собраться вместе в некотором количестве, как вокруг них возникает эротическая атмосфера. Особенно если большинство из них, а также их сыновья и дочери, расхаживают прикрывшись несколькими сантиметрами хлопка и томно стонут после каждого удачного удара. 16 марта 1978 года вопреки или благодаря той жуткой атмосфере гражданской войны сластолюбивые члены клуба бросали вожделеющие взгляды на мои девчоночьи ноги, на трусики, и впрямь слишком откровенно виднеющиеся из-под юбки.

В голове у меня вертелось только одно объяснение: проститутки.

Собственно, теннисный клуб был своего рода буржуазным анклавом в этом необъятном злачном месте, имя которому парк Кашине. Раскинувшийся на сто восемнадцать гектаров на правом берегу Арно, Кашине — самый большой городской парк Флоренции. Когда-то здесь были принадлежавшие Алессандро и Козимо I Медичи сельские владения, отведенные под охотничьи угодья и разведение крупного рогатого скота. Словом "cascina" назывался буковый цилиндр для формования сыра. С переходом Великого герцогства во владение Лотарингского дома этот земельный участок стал все чаще использоваться как парк, по большим праздникам его открывали для публики.

В 1786 году по проекту Джузеппе Манетти был создан символический маршрут, отмеченный рядом построек, среди которых — Королевский павильон, поилка для скота Кверчоне, прозванная "Фонтаном с рожами", пирамида — бывший ледник, а теперь склад садового инвентаря, и два помещения для павлинов в форме неоклассических часовенок, где размещались клетки для этих экзотических птиц.

В 1869 году парк выкупили городские власти.

Четырнадцатого июня 1980 года на лужайке у Кверчоне Лу Рид выступил с концертом, который был частью "Growing up in public tour", целиком отснятого итальянским телевидением. Большая часть зрителей накачалась героином. Несколько месяцев потом из живой лавровой изгороди по сторонам аллеи выпадали шприцы. Годом раньше, в сентябре 1979-го, под занавес концерта перед семьюдесятью тысячами зрителей на стадионе Патти Смит прокричала "Вуе Вуе Неу Неу: maybe we'll come back some day", тем самым прощаясь с музыкой. Во Флоренции.

Лу Рид и Патти Смит, как Гектор и Андромаха у врат Трои, обнимаются в последний раз и распахивают дверь в сказочные флорентийские восьмидесятые. Мы движемся на юг, оставляя бушующую Болонью, соскальзываем в город наслаждения и искусства.

Пот и кровь, музыка, театр и другие искусства. В то десятилетие во Флоренции была театральная "Магадзини Криминали". Потом произошло недоразумение, вызвавшее бурю в итальянском культурном сообществе, всегда очень бурном, и название пришлось сократить до просто "Магадзини". Пошла молва, будто режиссер Федерико Тьецци с компанией зарезали на сцене живую лошадь. На самом же деле Сандро Ломбарди и Марион Д'Амбурго на театральном фестивале Сантарканджело пригласили немногих избранных зрителей посмотреть их пьесу "Жене [46] Имеется в виду знаменитый французский писатель и драматург Жан Жене (1910–1986), чье творчество до сих пор вызывает ожесточенные споры. в Танжере", которую они давали на скотобойне, в то время как мясник занимался своим обычным делом, а именно резал лошадь. Те, кто не присутствовал на постановке, стали громко возмущаться, вынудив в конце концов компанию отказаться от прилагательного во избежание дальнейших придирок.

"Мы не лошади, мы не наделены их чистой, рациональной, нагой красотой: нет, мы приматы, стоящие ниже лошадиного рода, иначе известные как люди. Вы говорите, что ничего не остается, как принять этот статус, эту природу. Прекрасно, так и сделаем. Но <���…> признаем, что в истории принятие статуса человека привело к истреблению и порабощению расы божественных или богосозданных существ и навлекло на нас проклятие" (Д. М. Кутзее).