Ирина Велембовская - Дела семейные (сборник)

Ему в этот вечер захотелось подольше посидеть с сыном.

– Неси шахматы, сыграем.

Они сыграли две партии, потом Игорь пошел к себе в комнату, лег на раскладушку и взял книгу. Орест Иванович еще днем обратил внимание на незнакомый переплет. Но ни фамилия автора, ни название ничего ему не сказали. Это был перевод с испанского, а на обложке стоял штемпель библиотеки какого-то НИИ.

«Как она к нему попала? – подумал Орест Иванович. – Вот так берут в библиотеке книжки и не отдают…»

Через несколько дней перевод с испанского сменился переводом с чешского.

– Кто это тебя снабжает? – спросил Орест Иванович сына.

Игорь набрался духу и сказал:

– Лена.

Какая-нибудь Лена, или Таня, или Наташа должны были рано или поздно появиться. Этого и сам Орест Иванович подспудно желал. Но сейчас, когда Игоря так «покорежило», когда он еще ничего в жизни не добился, когда всеми силами нужно притащить его обратно в институт, всякие Лены, Тани, Наташи были вроде бы совсем ни к чему. И откуда она взялась, эта Лена?..

В один прекрасный день она пришла к ним в квартиру на Фрунзенскую набережную и подала Оресту Ивановичу очень маленькую, тоненькую руку.

Это было миловидное худенькое существо с пепельными волосами ниже плеч. Сквозь стекла больших очков глядели светлые, как будто добрые глаза. На Лене были узкие выцветшие брючки, полосатая трикотажная кофточка с большим вырезом, из которого выглядывали острые незагорелые ключицы.

Оресту Ивановичу вспомнилось, что эту девицу он вроде бы видел в клинике, где лежал Игорь. Когда он пришел к сыну, она любезно поздоровалась и тут же уступила место.

– Это что за посетительница? – спросил тогда Орест Иванович Игоря. – Из автодорожного, что ли?

Игорь покачал забинтованной головой, указал на другую койку, где лежал какой-то парень: к нему, мол, а вовсе не ко мне приходила.

И вот теперь оказывается, что и к нему тоже. Значит, эта история тянется больше чем полгода. Не из-за этой ли самой Лены бросил парень институт, захотев собственных денег и самостоятельности?

…Сейчас Ореста Ивановича прежде всего задел за живое костюм будущей невестки. Ведь могла бы она явиться в юбке, а не в штанах, могла и чулки надеть, чтобы не показывать ногти на маленьких, детских ножонках. Орест Иванович подумал о молодых и не слишком молодых женщинах, которые во время оно занимали его воображение. Он вспомнил даже свою проклятую Люсю: она была яркая, броская, любила попестрее одеться, и даже когда у нее ребенок грудь сосал, все равно прихорашивалась и подкрашивалась. Орест Иванович воскресил в памяти своих былых знакомок, всегда подтянутых, со вкусом одетых и причесанных. Ни одной из них не пришло бы в голову нацепить на себя подобие матросской тельняшки и в таком виде идти в первый раз в дом к жениху. Эта Лена как будто на субботник собралась, только что ситцевым платком не покрылась.

Появление Лены было совершенно неожиданным, поэтому у Ореста Ивановича не оказалось никакого угощения. И в комнате против обыкновения был беспорядок: в связи с событиями последних месяцев заботы о быте отошли у них с Игорем совсем на десятый план. Но Орест Иванович не заметил и тени разочарования на лице у Лены, как не заметил и смущения, с которым девушка, по его мнению, должна была бы в первый раз прийти на показ к родне будущего мужа.

И вдруг он понял: чего же ей разочаровываться или удивляться? Ведь ей же здесь не жить. И он этого не хочет, и она, вероятнее всего, не согласится. Если бы тут у них не один, а пять диванов стояло, пять люстр и пять ковров бы висело, похоже, что Лене это было бы безразлично. Орест Иванович почувствовал, что рано или поздно она его сына уведет за собой, сделает это черное дело, хотя глаза у нее и добрые.

Все же он попытался быть гостеприимным, что-то подать на стол, приготовить. А его сын доверчиво и влюбленно смотрел на Лену. Тщетно пытался Орест Иванович уточнить, о чем они вполголоса переговаривались, но так ничего и не понял. Ну ладно, Игорь хоть операцию перенес, еле языком ворочает, а Лена-то чего же боится, как человек, рот раскрыть? Мурлычет что-то на каком-то птичьем языке. Орест Иванович уже был посвящен в то, что Лена на четыре года старше Игоря и уже находится в разводе, поэтому ему казалось особенно нелепым, что она как будто корчит из себя девочку.

– Знаете что, – вдруг сказала Лена, увидев, что Орест Иванович собирается жарить яичницу, – если можно, я лучше сырое яйцо выпью. Я очень люблю сырые.

Орест Иванович растерялся и стоял с чайником в руках, не зная, ставить ли его на газ, или Лена предпочитает вместо чая пить сырую воду.

– До свидания, – приветливо сказала она, выпив яйцо и не дожидаясь другого угощения. – Игорек, я побегу сейчас за Алкой в Гнесинское. Позвони вечером после одиннадцати.

Когда она убежала, Орест Иванович спросил:

– Что это еще за Алка?

– Девочка ее…

– Ах, еще и девочка имеется?

– Да, – мужественно сказал Игорь, – имеется.

С одиннадцати вечера до двенадцати Игорь сидел у телефона. Сам он почти ничего не говорил, а Лена щебетала так громко, что голос ее Орест Иванович слышал даже в соседней комнате. А может быть, ему это казалось. Вроде бы такой односторонний разговор не мог сильно ему мешать, но выдержать его в течение часа оказалось безумно трудным. Орест Иванович готовился к тому, чтобы излить свое недовольство, но Игорь его опередил.

– Тебе большой привет, – сказал он.

– Спасибо…

– Знаешь, она ведь очень хорошая.

Орест Иванович приподнялся и сел на диване.

– Чем же она такая хорошая? Одну семью уже развалила.

Игорь сморщил свой зашитый лоб и пожал плечами.

– Почем ты знаешь, может, не она развалила.

– Первая баба у тебя, поэтому и думаешь, что лучше нет.

Тогда Игорь сказал почти грубо:

– Знаешь, давай лучше не будем!..

– Что это значит «не будем»? – взорвался Орест Иванович. – Не касается это меня, что ли?..

Оба они долго не могли успокоиться. Утром Игорь хмуро сказал отцу:

– Я думал, ты рад будешь. А то бы она сюда не пришла.

– Да пусть приходит! – с надрывом кинул Орест Иванович. – Они сейчас все такие. Зачем тебе лучше, чем другим?

Весь день он не мог взять себя в руки. Вспоминал в деталях собственные романы, которые по возможности держал в тайне от окружающих, хотя стесняться ему было некого и нечего: он был человек свободный. Вспоминал короткие и однозначные беседы по телефону из общей квартиры со своими избранницами. Конечно, это была не та любовь, от которой теряют голову. Но уж зато все было прилично, не напоказ. А эта приходит без всякого стеснения, в брюках, сырые яйца ест.

– И ты меня извини, – сказал он вечером Игорю. – Не хочется мне тебя отдавать. Все-таки один ты у меня…