Юрий Милославский - Возлюбленная тень (сборник)

– Доченька, не разговаривай с этим идиотом. Ему просто стыдно, что он устроил очередную комедию.

– Иди! Иди сюда и возьми деньги. И запомни – тебе что-то надо, так попроси по-человечески.

Жена и дочь ушли вдвоем – он не ошибся. Минимум сорок минут были гарантированы на сборы. Исак Борисович считал, что этого хватит, а оказалось – мало. Иголка и нитка: пока втянул, стоя под самой лампой, разболелась опять голова, и ненависть на этих подлых собак отвлекла от намеченного порядка.

Стал спешить, а поспешишь – людей насмешишь. Зашил наглухо карман для партбилета (и сберкнижки) – пустым. Начал пороть – порезал палец: кожа стала дурацкая, притронешься – кровит. Вновь нитка с иголкой – втягивал, зашивал. Вынул из шкафа свой чемоданчик: «И. Б. Ройзину – от слушателей курса партучебы. 15.VI.41 г.» Чемоданчик полузаполнен газетными вырезками с ройзинскими статьями. Вытащил одну – большой подвал времен войны: «Александр Невский – выдающийся русский полководец». Хотелось бы почитать, но бумага истлела, ничего не видно. Поскольку предполагалось брать с собой одну рубашку, пару носков, а костюм надеть сразу хороший – и галстук! – то статьи он только примял, не извлек. Все влезло. Запирая, вспомнил о бритвенном приборе – электробритву еще не приобрел, а при выходе на пенсию подарили ему часы. Немытая кисточка, стаканчик, не разъединенный станочек, лезвия – все вместе пошли в чемоданный карман. Исак Борисович попробовал закрыть – не идет; сердясь, он надавил. И стаканчик хрустнул – он же пластмассовый. Вышвырнул его – всегда можно найти что-нибудь подходящее или купить на месте. Закрылось. Исак Борисович снял пижаму, надел костюм. А пижама?! Опять открыл чемоданчик, но пижама не умещалась. Имеет он на что-нибудь право в этом доме?! На кухне взял сетчатую сумку, сложил в нее пижаму. Время заканчивалось. Бросился к вешалке, слепо вонзился в рукава пальто, стал застегиваться: первую петельку на вторую пуговицу, вторую на третью – и так до конца. И осталась одна петелька свободной – без сопредельной ей пуговицы… Какая, в конце концов, разница?! Я не в состоянии сейчас пришивать!

И распахнулась входная дверь: Искра. Люся задержалась на первом этаже поговорить с соседкой Галей Беловой.

– Папа, что такое? Как ты пальто застегнул?

– Пусти. Мне надо выйти, – сказал Ройзин.

А как он теперь выйдет?! Чемодан взять невозможно – поднимется крик. Если б не так поздно – можно было бы сочинить, что идет посидеть в ближний сад, – и уйти безо всего: всем необходимым его обеспечат по прибытии.

Искра, держа Ройзина за рукав, заглянула в комнату, увидела вывернутый шкаф, присмотрелась на стоящий у ног Исака Борисовича чемодан, на сумку в его руке.

– Что ты меня осматриваешь? – и сам, будто бы иронически недоумевая, Исак Борисович поглядел себе под ноги – а на ногах у него оставались домашние тапки: забыл переобуться из-за проклятой спешки. Но, с другой стороны, хорошо – можно сказать, что идет во двор на скамейку. А чемодан с сеткой?! Хотел вынести мусор. В чемодане?! А в сетке – пижама.

– Папа. Боже мой, что случилось?

– Ничего. Ничего!! На несколько минут надо выйти! – и полез в дверь.

– Прекрати, папа, перестань толкаться, я тебя прошу, куда ты пойдешь, уже начало девятого, папа…

Люся поднялась на свою площадку и молча стала у открытой настежь двери. Ройзин схватил чемодан – сетку бросил – и двинулся прямо на нее, волоча за собою цепкую Искру: сил у Исака Борисовича прибавилось.

– Мама, Ройзин куда-то уходит с чемоданом, – объяснила Искра и заплакала.

Не отвечая, не вмешиваясь, Люся побежала в квартиру к Беловым.

Когда-то мама Люсе рассказывала:

– Евреи – хорошие мужья: все в дом несут, пальцем тебя никогда не тронут.

В уральском городе Златоусте, в эвакуации, начальник секретного отдела Главного архивного управления Исак Борисович Ройзин машинистке Люсе диктовал различные служебные отношения.

Исак Борисович прибыл в эвакуацию с хромою слегка супругою Эсфирью Абрамовной. У них была общая юность: с середины тридцатых годов Исак Борисович и Эсфирь Абрамовна вместе работали в Читинском районе. Кроме того, оба были знакомы по…ской губернии, где ранними комсомольцами боролись за коллективизацию. По завершении борьбы их направили в Читинский район на партийно-пропагандистскую работу, а оттуда – вновь перевели на юго-запад. Бывали между ними и споры. Эсфирь Абрамовна всегда говорила:

– Коль скоро мы направлены – надо работать!

А Исак Борисович с ней не соглашался и постоянно писал письма в газеты, журналы, в радиокомитет, и его помещали, предлагали совсем перейти на журналистскую работу.

Люся, как только Исак Борисович вызывал ее для диктовки, садилась на свой круглый стульчик – и не вставала до конца рабочего времени: в сидячем положении она все же была чуть пониже Исака Борисовича.

Однажды Исак Борисович не удержался – и, находясь у Люси за спиною, запустил обе ладошки ей за пазуху, сразу под лифчик.

Люся с женатым человеком, тем более начальником, встречаться не могла, и Исак Борисович расстался с Эсфирью Абрамовною. Легко это ему не прошло: он стал заместителем начальника совсем иного, много менее ответственного отдела, да и то потому, что время было военное. Но война кончилась, люди начали разъезжаться по прежним домам. Исака же Борисовича вызвали в райком и по-дружески посоветовали остаться, не искать от добра добра. Исак Борисович остался, перешел на службу в газету, в отдел пропаганды и агитации, пробыл там до пятьдесят шестого года. После опубликования его кратких воспоминаний в газете с продолжением «Беспокойные сердца» учли Исаку Борисовичу его давнее первенство во вступлении в комсомольскую организацию – и не стали касаться его фактического развода, тем более что Эсфирь Абрамовна уже скончалась. Ройзин решил добиваться перевода в центр. Полтора года старался, выяснял возможности – и устроился старшим научным сотрудником в…ском архиве Октябрьской революции и социалистического строительства.

Там он и проработал до выхода на пенсию. Томился от недооценки того, что он еще немало мог бы послужить, да и не только в архивах. Через год он получил первое секретное уведомление во сне: дожидаться сигнала. Вскоре подтверждающие указания стали часто появляться то здесь, то там, в виде кодовых слов, поставленных в заголовки газетных статей; иногда эти слова произносились особыми сотрудниками, которые попадались Исаку Борисовичу навстречу под видом прохожих.

Преподаватель политэкономии Владимир Алексеевич Белов, Галин муж, набрал на своем телефоне номер «03» – скорая медицинская помощь; Люся, примостясь рядом, подсказывала ему слова, описывающие поведение Исака Борисовича. Дежурная «03» не дослушала до конца, сказала «минутку», в трубке остро защелкало, проникли в мембрану неравные отрезки каких-то переговоров, и мужской голос отозвался: «Да!».