Стивен Чбоски - Хорошо быть тихоней

Следующие десять минут моя сестра критиковала систему женских и мужских университетских клубов, ведущую свое начало из Древней Греции. Рассказывала, каким жестоким издевательствам подвергаются новички, а некоторых даже доводят до самоубийства. В частности, она слышала, что в одном женском клубе новеньких раздевают до нижнего белья и при всех обводят их «жировые отложения» несмываемым красным маркером. Тут у моего брата терпение лопнуло окончательно.

— Херня!

До сих пор не могу поверить: мой брат в машине сквернословит, а родители — хоть бы что. Наверно, студенту, по их мнению, простительно. А моя сестра даже бровью не повела. Все гнула свое.

— Ничего не херня. Я своими ушами слышала.

— Придержите язычок, юная леди.

Это папа ее одернул с переднего сиденья.

— Да что ты говоришь? — не унимался брат. — И где ж ты такое слышала?

— По радио, — ответила сестра.

— Господи прости! — брат заржал.

— Да, представь себе.

У мамы с папой был такой вид, будто они через лобовое стекло смотрели теннисный матч, потому что они только головами качали. И помалкивали. Даже не оборачивались. Впрочем, нужно отметить, что папа врубил рождественскую музыку и мало-помалу прибавлял звук, пока у меня не заложило уши.

— Ври больше. Что ты вообще понимаешь? Университета в глаза не видела. С Келли ничего такого не делали.

— Ну прямо… Так она тебе и признается!

— Да… она-то как раз признается. У нас друг от друга секретов нет.

— Ах, какой чувствительный и тонкий юноша.

Мне уже невмоготу было слушать, как они собачатся, и я задал еще один вопрос:

— А вы обсуждаете книги, серьезные проблемы?

— Спасибо, что поинтересовался, Чарли. Да. Представь себе, обсуждаем. У Келли, между прочим, любимая книга — «Уолден» Генри Дэвида Торо. [13] «Уолден, или Жизнь в лесу» (1854) — главная книга американского поэта и мыслителя Генри Дэвида Торо. Весной 1845 года 27-летний автор, проникнувшись трансценденталистскими идеями Эмерсона, решил поставить эксперимент по изоляции от общества и сосредоточении на самом себе и своих нуждах. Он поселился на окраине Конкорда (штат Массачусетс) в построенной им самим хижине на берегу Уолденского пруда. Все необходимое для жизни он обеспечивал самостоятельно, проводя большую часть времени за огородничеством, рыбалкой, чтением классиков, плаванием и греблей. В уединении Торо провел два года, два месяца и два дня. При этом он не прятался от людей и регулярно общался с жителями Конкорда, в том числе и с самим владельцем пруда — Эмерсоном. Книга делится на 18 эссе, а также включает классическую поэму и фрагменты стихов самого Торо. И Келли, между прочим, утверждает, что трансцендентальная философия созвучна современной эпохе.

— О-о-о. Какие мы слова знаем.

Сестра, как никто другой, умеет закатывать глаза.

— Прошу прощения. Тебя, по-моему, никто не спрашивал. Я рассказываю младшему брату о своей девушке. Келли надеется, что Джорджу Бушу сможет противостоять сильный кандидат от демократической партии. Келли говорит: в таком случае можно будет надеяться, что Организация за равноправие женщин наконец-то преодолеет предвыборный барьер. Да-да. Та самая Организация за равноправие женщин, о которой ты без конца трендишь. Даже девушки из команды поддержки задумываются о таких вещах. И это ничуть не мешает их личной жизни.

Сестра сложила руки на груди и начала что-то насвистывать. А брат так распалился, что уже не мог остановиться. Я заметил, что у папы все сильнее багровеет шея.

— И это еще не все, чем она отличается от тебя. Видишь ли… Келли настолько твердо верит в равноправие женщин, что никогда не позволит мужчине себя ударить. Насколько я знаю, о тебе такого не скажешь.

Богом клянусь: тут мы чуть не погибли. Отец так дал по тормозам, что брат едва не перелетел через сиденье. Когда запах жженой резины выветрился, отец сделал глубокий вдох и обернулся. Сначала повернулся лицом к моему брату. Но ничего не сказал. Только пристально посмотрел. Брат ответил ему взглядом оленя, затравленного моими двоюродными. Через пару затяжных секунд брат повернулся к сестре. Думаю, он устыдился, что бросил ей те слова.

Прости. Ладно? Я серьезно. Не надо. Не плачь.

Сестра так расплакалась, что мне даже страшно стало. Потом отец обернулся к сестре. И опять ничего не сказал. Только щелкнул пальцами, чтобы привлечь ее внимание. Она подняла на него глаза. Вначале смешалась, потому что не увидела в отцовском взгляде теплоты. Затем потупилась, пожала плечами и перевела взгляд на брата.

— Извини, что я наговорила такого про Келли. Она, судя по всему, хорошая девушка.

Потом отец повернулся к маме. А мама — к нам:

— Мы с папой не желаем больше слышать никакой ругани. Особенно в доме родственников. Понятно?

Изредка мама с папой выступают единым фронтом. Это поразительно. Брат с сестрой кивнули и уставились в пол. Затем папа обернулся ко мне:

— Чарли?

— Да, сэр?

В такие моменты очень важно добавлять «сэр». А если тебя называют полным именем, то это вообще караул. Уж поверь.

— Чарли, я тебя попрошу сесть за руль и довезти нас до дома моей матери.

Все поняли, что это самая неудачная мысль, какая только приходила ему в голову. Но спорить никто не стал. На середине трассы отец вышел из машины. Пересел на заднее сиденье, между моими братом и сестрой. Я перебрался вперед, включил, хотя и не с первой попытки, зажигание, пристегнул ремень. Остаток пути я действительно проделал сам. День был холодный, но взмок я почище, чем когда спортом занимался.

Папина родня чем-то похожа на мамину. Брат однажды сказал: те же лица, только имена другие. Но бабушка — это уникум. Бабушку я люблю. Ее все любят.

Она встречала нас, как всегда, на подъездной дорожке. Ей внутренний голос подсказывает, когда выходить навстречу гостям.

— Неужели Чарли сам вел машину?

— Ему вчера шестнадцать стукнуло.

— Ох ты.

Бабушка совсем старенькая, многое забывает, но печет так, что пальчики оближешь. Когда я был маленький, у маминой мамы всегда на столе были конфеты, а у папиной — пирожные. Мама говорит, я в детстве их так и называл: «Бабушка Конфетная» и «Бабушка Пирожная». А корочку от пиццы называл косточкой. Сам не знаю, зачем я тебе это рассказываю.

Похоже, это мои самые ранние воспоминания: думаю, с ними я впервые осознал, что живу. Моя мама с тетей Хелен однажды повели меня в зоопарк. Мне было года три. Точно не помню. Короче, там мы увидели двух коров. Точнее, взрослую корову и теленка. У них в загоне было очень тесно. Короче, теленок крутился под животом у матери, и коровья лепешка упала прямо ему на голову. Ничего смешнее этой сцены я не видел и потом битых три часа захлебывался хохотом. В детстве я вроде бы почти не разговаривал, и, когда я вел себя как нормальный ребенок, все были счастливы. Когда пошел третий час, они попытались меня утихомирить, но только рассмешили еще сильней. Вряд ли «три часа» надо понимать буквально, но тем не менее. До сих пор иногда вспоминаю этот случай. «Перспективное» начало, нечего сказать.