Пенни Винченци - Искушение временем. Книга 1. Не ангел

— Отец ушел, — однажды в субботу сказала Сильвия Барти.

— Куда ушел?

— Воевать, конечно. Ушел во вторник. Сказал, что больше так не может, что тоже должен что-то сделать. Он думал, ему откажут: грудь у него слабовата и все такое, но его сразу же взяли. Он был страшно доволен.

— Ой, мам. Мам, как же ты теперь?

— Да, — ответила Сильвия, — ничего хорошего.

Положение действительно было тяжелое. В последние годы жить с Тедом, может, было и трудновато, но все же Сильвия любила его. А после Рождества, когда он ее так сильно ударил, Тед дал зарок больше не брать в рот ни капли, и они снова зажили счастливо, как в прежние времена. Если и случались трудности, то чисто бытовые, а это не столь важно. И вот теперь Тед ушел, как раз тогда, когда все пошло на лад.

— Да плакат увидел! — сказал он Сильвии, когда та спросила, почему он все же решил пойти.

— Это какой, с лордом Китченером?

— Нет, — ответил он бодро, — хуже. Какой-то малый сидит на стуле, на коленях у него — маленькая девочка, и она спрашивает: «Папа, а как ты воевал?» Тут я понял, что дети хотят гордиться отцом, хотят знать, какой вклад он внес в победу.

— Какой же ты славный, Тед Миллер, — с чувством произнесла Сильвия, целуя мужа. — Мне с тобой просто повезло.

— Не говори в прошедшем времени, — улыбнулся Тед. — Все будет в порядке. Я везучий и всегда был таким. Для начала я нашел тебя. Я тебя не достоин, Сильвия, факт. Но когда я вернусь домой, все пойдет лучше — точно знаю. Ну, ты ведь без меня будешь молодцом? Надо идти, в армии будут регулярно платить, правда, только двенадцать шиллингов шесть пенсов, но я все буду присылать тебе.

— Я справлюсь, Тед, не волнуйся. — Сильвия не представляла как, но не могла же она сказать иначе. И она произнесла: — Ты для себя немного оставь, на табак и все такое.

— Да мы это получим, Сил. В пайке.

Теперь Тед был на учениях где-то в Кенте, но через несколько недель его собирались отправить на фронт.

— Вряд ли его отпустят домой попрощаться, — сказала Сильвия дочери.

— А он… а папа говорил что-нибудь обо мне, когда уходил? — робко спросила Барти.

— Конечно говорил, — ответила Сильвия, — но у него ведь было очень мало времени, понимаешь? Он велел поцеловать тебя.

Сильвия надеялась, что Барти поверит ей. На самом деле Тед о ней даже не вспомнил. В последние два года он видел дочку очень редко, исчезая всегда, когда она приезжала. Похоже, думала Сильвия, он стыдится себя, боится, что дочь узнает о его выходках, а то и расскажет леди Селии.

— Чтобы попрощаться, не нужно много времени, сама знаешь, — возразила Барти. — Он мог прийти к тете Селии. Или, в конце концов, написать. — Она глотала слезы. Каждый раз кто-нибудь из семьи демонстрировал свое безразличие к ней, и это ранило ее все больше и больше. — Не понимаю, почему… — добавила Барти и вдруг умолкла. Она сообразила, из-за чего отец не захотел с ней проститься и все они относились к ней как к посторонней. Билли с выпученными глазами рассказал всем им о доме Литтонов, о слугах, о громадной елке, и это сослужило ей дурную службу. — Что ж, тогда я напишу ему, — решила девочка. — Ты дашь мне адрес?

— Передай письмо мне, — сказала Сильвия, — я сама отправлю. Но не жди ответа, — тут же предупредила она, — ты знаешь, что отец пишет не очень-то хорошо.

Она еще мягко выразилась: Тед едва ли вообще умел писать, из них двоих Сильвия была куда более грамотной.

— Хорошо, — согласилась Барти, полагая, что это не единственная причина, по которой отец не станет писать ей, — хорошо, я не буду ждать ответа.

— Я тут размышлял, — задумчиво сказал Лоренс, — чувствуешь ли ты необходимость идти сражаться за свое отечество. Выполнить свой долг.

Роберт взглянул на него: тон мальчика был просто возмутителен, а выражение лица — особенно насмешливо.

— Нет, — ответил Роберт, — не чувствую. Война в Европе ужасна, и моего брата призвали в армию, но мой дом теперь здесь. К тому же я слишком стар, чтобы меня зачислили. Сожалею, что разочаровал тебя.

— Для меня это не имеет никакого значения, — пожал плечами Лоренс. — Я только немного… удивился, и все. Я полагал, что джентльмену подобало бы поступить именно так. — Помедлив, он добавил: — Вообще-то, «удивился» — слово неподходящее. При данных обстоятельствах.

Роберт едва сдержался, чтобы не нагрубить. Он начинал задумываться, сколько еще он сможет выдерживать эту изнурительную войну. И чего ради обязан ее выносить? Даже если Лоренс будет отсутствовать две трети года, никакие прелести и красоты дома Эллиоттов и никакая видимость внешнего благополучия не способны скрасить дискомфорта и страданий, что ждут Роберта в оставшееся время. Поразмыслив о предстоящих двух годах до совершеннолетия Лоренса, Роберт потихоньку начал подыскивать место для собственного дома.

Телеграмма пришла 7 февраля. ММ собиралась на работу, тщательно застегивая длинное просторное пальто, которое носила, чтобы скрыть живот. Добравшись до офиса, ММ надевала широкий рабочий фартук под предлогом того, что должна защищать одежду, работая в подвалах, где хранились книги и где она проводила теперь много времени, поскольку многие служащие ушли на фронт.

ММ услышала шаги по тротуару, потом по дорожке, потом зазвонил дверной колокольчик, и наконец раздался голос миссис Билл, напуганный, нетерпеливый, зовущий ее. И, словно наблюдая себя со стороны, ММ увидела, как сама спустилась по ступеням, приняла желтый конверт, вскрыла его и прочла совершенно бессмысленные слова: «С прискорбием сообщаем… февраля получено известие… капрал Форд… убит в ходе боевых действий… искренние соболезнования. Помощник госсекретаря».

Она услышала, как сама сказала миссис Билл: «Мистер Форд убит», поднялась по лестнице, закончила одеваться и с совершенно сухими глазами направилась, как всегда, к станции. Она приехала в издательство, вошла к Селии в кабинет, недрогнувшим голосом произнесла: «Джаго убили» — и снова вышла.

И хотя было ужасно, действительно ужасно знать, что она никогда больше его не увидит, что для нее он навсегда потерян, что умер он, возможно, отвратительной смертью, вдалеке от нее, еще хуже было сознавать, что он погиб, уже не любя ее, не желая ее, не желая иметь дитя, зачатое ими в прежней, более счастливой жизни.

— У меня есть мысль предложить Эшингем в качестве пансионата для выздоравливающих раненых, — заявила леди Бекенхем. — Естественно, только для офицеров. Полагаю, что каждый должен внести свою лепту. Некоторые мои друзья вызвались даже водить машины «скорой помощи», что-то вроде того. Я тоже думала об этом. Когда в дела не вмешивается Бекенхем, все решается неожиданно просто. Как ты полагаешь?

— Я полагаю, что, если бы ты отправилась на передовую, война окончилась бы значительно быстрее, — с улыбкой сказала Селия. — И вся немчура разбежалась бы от страха.