Пенни Винченци - Искушение временем. Книга 1. Не ангел

— Почему ты ничего не… рассказала мне?

— Я и сама узнала всего несколько недель назад. Я думала, это возрастные изменения. А потом — мне было так стыдно, я чувствовала себя так глупо…

— Вот это напрасно. О какой глупости ты говоришь? Это же прекрасно! Я просто убеждена в этом. А что твой… твой…

— Джаго. Его зовут Джаго, — сказала ММ. Тень улыбки скользнула по ее лицу. — Мне как-то не хочется по-прежнему называть его мистером Фордом.

— Какое чудесное имя — Джаго. У нас в словаре оно есть?

— Не думаю, нет.

— Нужно вставить. Так что он говорит?

— Он ничего не знает.

— Не знает? Я думала, что письма на фронт доходят очень быстро.

— Действительно быстро. Но я ему ничего не писала. И не стану говорить ему.

— Как это?

— Не могу. Селия, тебе этого не понять. Он не воспринял бы это положительно, для него это будет невыносимо.

— Невыносимо? Почему, ММ? Прости меня, но я не понимаю, почему он должен испытывать такие чувства.

Селия сидела, держа ММ за руку, пока та рассказывала ей об Энни, о страхе Джаго перед беременностью и деторождением и о собственных опасениях.

— Он пришел бы в ужас и перепугался. А ему и так сейчас трудно. Ты должна понять меня, ты же не сказала Оливеру о…

— Знаю, знаю, но я, конечно, расскажу ему. Когда он уедет, и не будет так волноваться об отъезде, и не сможет настаивать на том, чтобы я бросила работу, и прочей чепухе, вот тогда я напишу ему и сообщу — он будет доволен.

— Ох, Селия, — беспомощно сказала ММ. — Я не знаю, что делать. Просто не знаю.

— Ты должна ему написать. Ты не можешь принимать за него такого рода решения. Это… это неправильно. Это его дитя, точно так же, как и твое. Он имеет право знать о нем.

— Нет, — заявила ММ после долгого раздумья. — Я не могу, Селия. Может быть, потом, когда ребенок благополучно родится, а я выживу… Если выживу.

— Разумеется, выживешь, куда ты денешься? Роды всегда болезненны и неприятны, но при должном уходе не столь и опасны. Жена Джаго умерла, потому что уход был плохой. А хороший доктор наверняка выявил бы все отклонения и сумел бы с ними справиться.

— Не кажется ли тебе, что я старовата для первого ребенка? — спросила ММ.

— Ну, знаешь! Сколько тебе — сорок? И что такого? Ты в прекрасной форме и очень сильная. А как ты ворочаешь эти книги. Кстати, это нужно прекратить, сама понимаешь. Что говорит доктор?

— Да то же и говорит. Что я здоровая и крепкая.

— А скажи, ты сама-то рада? Наверное, рада.

— Нет, — ответила MM, — вообще-то, я не рада. Я не хочу ребенка, моя жизнь не приспособлена для того, чтобы иметь детей, я их не люблю.

— Ты же любишь моих детей.

— Только в малых дозах, — пытаясь улыбнуться, призналась ММ. — Не могу представить, как можно провести с ребенком целые сутки.

— Ну и не надо представлять, — несколько сухо заметила Селия. — Наверняка у тебя будет няня. — Ей было неприятно слышать, что кто-то испытывает к ее детям чувство менее пылкое, чем обожание. — Что вы будете делать, как ты думаешь? Потом, я имею в виду.

— Бог его знает. Стараюсь не думать об этом.

— Боюсь, придется подумать. Никуда от этого не деться, у вас будет малыш.

— Да, к сожалению, — согласилась ММ. — К сожалению, никуда не деться.

Ребенок был уже размером с маленького щенка, сказал доктор. Несмотря на все — на потрясение, ужас, боязнь, — ММ это показалось удивительно трогательным. Надо же: внутри нее сидит ребенок и растет с каждым днем. Скоро она почувствует, как он будет толкаться. Да, это уже не слишком привлекательно. Он начнет корчиться, вертеться внутри. Он будет раздирать ее тело.

— Я совершенно убеждена в двух вещах, — вставая, твердо сказала Селия. На лестнице раздались голоса — приехал доктор Перринг, вызванный прямо с рождественского обеда. — Не волнуйся, я все скажу доктору, тебе не придется. Тебе нужно известить Джаго. Будет очень подло, если ты этого не сделаешь. И ты обязательно, непременно полюбишь своего ребенка. Когда он родится. Вот посмотришь. Здравствуйте, доктор Перринг. Как любезно, что вы пришли. С веселым Рождеством! Можно вас на пару слов…

Для Оливера уезжать из дома было пыткой. Его отъезд на некоторое время отложили, позволив остаться еще на день. Наконец он облачился в форму.

— О-о, ты такой красивый, — сказала Селия, как всегда настроенная на позитивный лад. — Выглядишь моложе и отчаянным франтом, как Джек. Берегись, не то стащу с тебя форму и ты опоздаешь на поезд.

Они договорились, что Селия попрощается с ним дома — так ему будет легче. Их личное прощание наедине состоялось накануне ночью: он ласкал ее мягче, нежнее, чем ей помнилось за все время. Она понимала почему и боялась за него.

— Ты знаешь, что тебе скоро предстоит стать другим, правда? Стать агрессивным, жестким, причинять боль. Убивать. Это твой последний шанс побыть настоящим Оливером.

— Да, это так, — сказал он, целуя ее. Селия, ощутив соленый привкус, поняла, что он плачет, и почувствовала собственные слезы, готовые слиться с его слезами. — Меня пугает, Селия, насколько хорошо ты знаешь меня. Как я буду жить без тебя? Я не хочу измениться до такой степени, что ты больше не будешь меня так знать.

— Ну что ты, милый, — успокоила его жена, — для меня ты никогда не изменишься. Я это знаю.

Но почти всю ночь она пролежала без сна, неотрывно глядя на окно, страшась наступления рассвета и думая о том, что, хотя она прекрасно знала Оливера, тому не дано прочесть хотя бы десятую долю ее мыслей и чувств. И это позволяло ей владеть ситуацией и пока что сохранять в тайне будущего ребенка. Ну что же, пусть так и будет.

— До свидания, Джайлз, старина. Присматривай за мамой вместо меня, — наставлял Оливер.

Он поднял Джайлза, невольно обратив внимание на то, какой он худенький, даже тщедушный. Джайлз приник к отцу, уткнулся лицом ему в грудь.

— Не могу, — прошептал он.

— Почему? А кто же будет заботиться о маме?

— Меня ведь не будет здесь, — ответил Джайлз по-детски логично. — Я же буду в школе. Но я хотел бы снова вернуться домой, — добавил он, и в его голосе мелькнул проблеск надежды. Оливер отстранился, взглянул на него. Маленькое лицо сына было напряженным, большие темные глаза горели. — Мне там не нравится, папа, — прошептал он, — мне не нравится в школе.

— Не нравится? А раньше ты иначе говорил.

— Я знаю, но… — Джайлз замялся, оба посмотрели на мать. Она улыбнулась, но глаза ее были строгими. — Вообще-то, мне там нормально, — добавил он.

— Хорошо, — ставя его на пол, сказал Оливер, — вот и славно, я не хочу уезжать с тревогой о тебе. Ты же теперь глава семьи и обязан быть смелым и сильным.

— Я буду, — ответил Джайлз. — Обещаю.

— Барти, моя хорошая, до свидания. Береги себя, учись хорошо, и я жду от тебя какой-нибудь интересной истории. Может, мы даже что-нибудь опубликуем, когда я вернусь домой.