Джейми Макгвайр - Мое ходячее несчастье

— Извини. Просто я не хотел сегодня сюда идти.

Она пожала плечами:

— Я тоже. Но тут все-таки лучше, чем дома одной.

Музыка замолкла, и солист группы начал обратный отсчет с десяти. Кариеса огляделась по сторонам, потом снова посмотрела на меня, на мои губы. Глаза у нее загорелись. В тот момент, когда толпа хором прокричала: «С Новым годом!» — а музыканты заиграли «Застольную» [8] «Застольная» — шотландская песня на стихи Р. Бёрнса, традиционно исполняемая в канун Нового года. Известна русскоязычному читателю в переводе С. Я. Маршака («Забыть ли старую любовь…»). (искажая мелодию почти до неузнаваемости), Кариеса меня поцеловала.

На секунду я прихватил ртом ее губы, но они показались мне такими чужими, такими непохожими на то, к чему я привык! Воспоминание о Голубке стало еще острее, и я ощутил нестерпимую боль оттого, что мы были не вместе.

Я отстранился от Кариссы, вытер рот рукавом и отошел от столика.

— Прости, — сказала она мне вслед.

Протолкавшись к туалету, я заперся в кабинке и достал телефон. Перед глазами все расплывалось, во рту оставалось противное послевкусие текилы. «Эбби, наверное, тоже пьяная, — подумал я, — и не рассердится, если я позвоню. Сейчас ведь Новый год. Может, она даже ждет моего звонка».

Найдя в телефонной книге строку «Голубка», я посмотрел на свое запястье, украшенное такой же надписью. Нет, если бы Эбби хотела меня видеть, она позвонила бы сама. Я уже продул свой шанс, когда там, у отца, сказал, что отпускаю ее. Названивать теперь было бы эгоистично. Даже пьяный, я не мог себе этого позволить.

В кабинку постучали.

— Трэв? — окликнул меня Шепли. — Ты в порядке?

Я открыл дверь и вышел, все еще держа в руке мобильник.

— Ты ей позвонил?

Я покачал головой и уставился на кафельную стену. Потом сделал шаг назад, замахнулся и швырнул в нее телефон. Он разбился на мелкие кусочки, которые рассыпались по полу. Какой-то бедолага, стоявший у писсуара, отскочил в сторону и втянул голову в плечи.

— Нет, — буркнул я. — И не собираюсь.

Шепли молча прошел за мной к столику. Кариеса ушла. Нас поджидали три наполненные стопки.

— Извини, Трэв, что так получилось. Я подумал, может, она тебя немного отвлечет, — сказал Трентон. — Красотки вроде нее очень помогают мне, если я оказываюсь в таком положении, как ты сейчас.

— Значит, ты никогда не был в таком положении, — огрызнулся я и, опрокинув стопку себе в рот, резко встал, придерживаясь за край стола, чтобы не упасть. — Все, парни. Мне пора домой.

— Уже? — спросил Трентон слегка разочарованно.

Потом он подошел к Кэми, дождался, пока она не улучит секунду, чтобы попрощаться с ним, и мы направились к машине. Перед тем как тронуться с места, Трент посмотрел на меня:

— Думаешь, она к тебе вернется?

— Нет.

— Тогда, может, пора с этим смириться?

— Стараюсь.

— Скоро начнутся занятия, и если не хочешь окончательно ее отпугнуть, то веди себя как ни в чем не бывало. Как до того дня, когда ты увидел ее голой.

— Заткнись, Трент.

Брат завел двигатель.

— Я вот подумал, что, когда вы просто дружили, ты вроде был доволен. Может, теперь ты боишься, что вернуть то время уже не получится, и поэтому тебе так хреново? А вдруг все-таки получится? — сказал Трентон, выруливая со стоянки. — Попробуй.

— Попробую, — ответил я, пялясь в окно.

Наконец настал первый день весеннего семестра. Накануне я почти не спал, ворочался с боку на бок, с нетерпением думая, что завтра увижу Эбби, и в то же время немного этого побаиваясь. Несмотря на бессонную ночь, я настроился держаться бодро и не показывать своих переживаний ни Голубке, ни кому другому.

За обедом, когда я ее увидел, сердце чуть не выскочило из груди. Она не изменилась. Или нет, изменилась: стала чужой. Теперь я уже не мог, как раньше, подойти, поцеловать ее, прикоснуться к ней. Заметив меня, Эбби подмигнула. Я улыбнулся, подмигнул ей в ответ и сел на свое обычное место в конце стола.

Футболисты убивались по поводу поражения в последнем матче. Чтобы их подбодрить, я поделился с ними впечатлениями от каникул: рассказал, как Трентон пускал слюни, глядя на Кэми, как его «додж» заглох посреди дороги, мы пошли домой пешком и нас чуть не арестовали за пребывание в общественном месте в нетрезвом состоянии.

Краем глаза я увидел, что Финч обнял Эбби, и подумал, хочет ли она, чтобы я ушел, или это ее расстроит. В любом случае неопределенность меня напрягала.

Я закинул в рот последний кусок какой-то пережаренной гадости, убрал свой поднос и, со спины подойдя к Эбби, положил руки ей на плечи.

— Как занятия, Шеп? — спросил я с фальшивой непринужденностью.

Шепли поморщился:

— Терпеть не могу эти первые дни: сплошные общие слова и организационные моменты. С тоски подохнешь. И зачем только я сегодня приперся?

— Ну, куда деваться… А ты, Голубка, как поживаешь? — проговорил я, сосредоточившись на том, чтобы руки, лежащие у нее на плечах, не выдали моей напряженности.

Она ответила холодным тихим голосом:

— Так же.

— Хорошо отдохнула? — спросил я, слегка покачивая ее из стороны в сторону.

— Прекрасно.

Черт! До чего же это было неловко!

— Я рад… Ладно, пойду: у меня еще занятия. Всем пока.

Я направился к двери, на ходу достав из кармана пачку сигарет. Следующие две лекции я еле высидел. Казалось, моя спальня была единственным местом, где я мог расслабиться: вдали от кампуса, вдали от всего, что напоминало о моем одиночестве, вдали от мира, который преспокойно вертелся, не обращая ни малейшего внимания на мои сердечные раны. Шепли говорил, что со временем мне полегчает, но пока боль не отпускала.

Мы с Шепом встретились на стоянке «Морган-холла». Я изо всех сил старался не пялиться на крыльцо общаги. Шеп тоже нервничал и почти всю дорогу домой молчал. Припарковав машину, вздохнул. Я хотел было спросить, не поссорился ли он с Америкой, но решил, что если я даже с собственными проблемами разобраться не в состоянии, то ему тем более помочь не смогу.

Взяв свой рюкзак, валявшийся на заднем сиденье, я быстро вышел из машины и поднялся в квартиру, остановившись только затем, чтобы открыть замок. Шепли захлопнул за нами дверь и наконец-то подал голос:

— Послушай, с тобой все нормально?

— Да, — не оборачиваясь, ответил я из коридора.

— Неловкая получилась сцена. Там, в столовой.

— Да уж, — бросил я.

— Знаешь… э-э-э… наверное, стоит кое-что тебе рассказать. Вернее… Черт! Трэв, я не уверен, что должен тебе это говорить. Не знаю, станет ли тебе лучше или хуже… но я случайно подслушал один разговор…

— Чей? — обернулся я.

— Мерик и Эбби. Эбби сказала… что на каникулах ей было тяжело. — Я молча замер, стараясь выровнять дыхание. Шепли нахмурился. — Эй, ты меня слышал?