Герман Кох - Ужин

Но я уже копался в телефоне Мишела. И обнаружил вещи, не предназначенные для моих глаз. С точки зрения Мишела, оставлять у меня свой телефон еще на час было смертельно опасно.

— Нет, папа. Я сейчас приеду за ним.

— Мишел? — сказал я, но сын уже отключился. — Черт! — крикнул я во второй раз за этот вечер, и в тот же момент из-за живой изгороди появились Клэр и Бабетта. Моя жена обнимала Бабетту за плечи.

За считаные доли секунды я принял решение не прятаться в кустах, а выйти им навстречу. Ведь все могло бы кончиться плачевно. Клэр могла увидеть, как я прижимаю к уху телефон Мишела, и заинтересовалась бы, с кем это я разговариваю (втайне от всех!), уединившись в саду.

— Клэр! — Я помахал им и двинулся в их сторону.

Бабетта все еще промокала глаза носовым платком, но слез больше видно не было.

— Паул… — сказала моя жена.

Назвав мое имя, она посмотрела на меня и, возведя взор к небу, издала воображаемый вздох. Я знал, что это означало, я уже не раз видел это выражение на ее лице, например тогда, когда ее мать приняла недавно слишком большую дозу снотворного в доме престарелых.

«Это еще хуже, чем я думала», — говорили глаза и вздох.

Бабетта, убрав носовой платок, тоже посмотрела на меня:

— О, Паул, дорогой мой Паул…

— Горячее уже подали, — сообщил я.

В мужском туалете никого не было.

Я проверил все три кабинки — они были пусты.

— Вы идите и приступайте к горячему, — сказал я Клэр и Бабетте при входе в ресторан. — Я вас догоню.

Я забрался в самую дальнюю кабинку и запер дверь на замок. Для проформы спустил штаны и сел на стульчак; трусы я снимать не стал.

Вытащив мобильный телефон Мишела из кармана, я сдвинул крышку.

На дисплее высветилось окошко, которого в саду я не заметил:

«2 пропущенных звонка. Фасо».

Фасо? Господи, ну и имечко! Явно не настоящее…

И тут до меня дошло. Естественно! Фасо! Так Рик и Мишел называли своего новоявленного брата и кузена Бо. Соединив имя и название страны.

Бо Фасо. Б. Фасо из Буркина-Фасо.

Они придумали это прозвище пару лет назад. Во всяком случае, я впервые услышал его на дне рождения Клэр.

— Тебе еще, Фасо? — спросил Мишел, протягивая Бо красную пластмассовую миску с попкорном.

Серж, стоявший неподалеку, вмешался.

— Пожалуйста, — сказал он, — прекрати. Его зовут Бо.

Самого Бо его новая кличка, казалось, вовсе не смущала.

— Все о’кей, пап, — сказал он моему брату.

— Нет, не о’кей, — настаивал Серж. — Тебя зовут Бо. Фасо! Это… это мне не нравится.

Наверняка Серж хотел сказать: «Это дискриминация», но вовремя передумал.

— Но, пап, прозвища есть у всех.

У всех. Бо хотел быть как все.

После того случая я редко слышал, чтобы Мишел и Рик употребляли это прозвище прилюдно. Но, судя по всему, оно продолжало жить своей жизнью, проникнув даже в список номеров сотового Мишела.

Зачем Бо/Фасо звонил Мишелу?

Я мог бы прослушать голосовую почту, вдруг Бо оставил сообщение, но тогда бы Мишел сразу понял, что я шарил в его телефоне. Мы оба пользовались услугами «Водафона», я знал наизусть все тексты голосовой почты. Фраза «у вас одно новое сообщение» после первого же прослушивания менялась на «у вас одно прослушанное сообщение».

Я нажал на «меню», затем перешел в «мои папки» и потом на «видео».

Появилось подменю: 1) видео; 2) скаченные видео; 3) любимые видео.

Так же как и несколько часов (вечность) назад в комнате Мишела, я выбрал третий вариант: «любимые видео». То была даже не вечность, а переломный момент, подобно переломному моменту до или после войны.

Первый кадр последнего видео обрамляла синяя рамка; это ролик, который я посмотрел вечность тому назад. Я кликнул на предыдущий ролик.

Станция. Платформа на станции. Наверное, на станции метро. Да, на наземной станции метро, где-то в спальном районе, судя по высоткам на заднем плане. Может, в районе Слотерфаарт или на юго-востоке Амстердама.

Если быть до конца откровенным, я сразу же узнал эту станцию метро и сообразил, на какой она ветке. Вот только трезвонить об этом я не стану, в данный момент это совершенно бесполезно.

Камера была опущена вниз и следила за парой белых кроссовок, поспешно перемещающихся по перрону. Спустя какое-то время камера поползла вверх, и в кадре появился мужчина лет шестидесяти, хотя и не возьмусь утверждать наверняка; в любом случае было ясно, что обладатель белых кроссовок не он. Камера приблизилась к его небритому, в пятнах лицу. Лицу бродяги, бомжа.

Я снова ощутил холодок, как прежде в комнате Мишела, ледяной холод, сковывающий тебя изнутри.

Рядом с головой нищего показалось лицо Рика. Сын моего брата усмехнулся в камеру. «Дубль первый, — сказал он. — Мотор!»

И без предупреждения ударил мужчину в ухо. Удар оказался довольно сильный, голова свесилась набок, мужчина скривился от боли и поднял обе руки к ушам, словно готовясь защититься от следующего удара.

— You’re a piece of shit, motherfucker! [4] Ты кусок дерьма, ублюдок! (англ.) — крикнул Рик на далеко не безупречном английском, словно голландский актер в американском кино.

Камера придвинулась так близко, что небритое лицо бомжа заполнило весь дисплей. Он моргал влажными красными глазами, что-то неразборчиво мыча.

— Скажи «Jackass», [5] Осел (англ.) — так называется американский развлекательный телесериал (в России известен под названием «Чудаки»), представляющий собой снятый с грубоватым юмором набор опасных и жестоких трюков. — раздался другой голос за кадром, в котором я незамедлительно узнал голос собственного сына.

Голова бродяги исчезла, и на экране снова возник Рик. Мой племянник смотрел в камеру и тупо скалился.

— Don’t try this at home, [6] Не пробуйте повторить это дома (англ.). — Начиная с первого эпизода «Чудаки» содержат регулярное предупреждение о том, что исполняемые трюки опасны, их не следует пытаться повторить. — сказал он и еще раз замахнулся, самого удара видно не было.

— Скажи «Jackass», — услышал я голос Мишела.

И вновь голова бродяги; высотки на заднем плане исчезли, сменившись серым бетоном и рельсами под ним, — судя по всему, мужчина уже лежал на платформе. С закрытыми глазами и дрожащими губами.

— Jack… jack… ass, — произнес он.

На этом фильм кончался. В наступившей тишине слышалось лишь журчание воды по стене-писсуару.

— Нам надо поговорить о наших детях, — сказал Серж.

Когда это было? Час тому назад? Два?

Больше всего мне хотелось остаться здесь до утра, пусть меня найдут уборщики.

Я поднялся.

Войти в обеденный зал мне не хватало духу.

В любой момент мог объявиться Мишел (пока, во всяком случае, его еще не было — за столом сидели только Клэр, Бабетта и Серж).