Ирина Волчок - Домработница царя Давида

Аня подошла, молча положила пакеты на плиту, старательно укрыла их куском целлофановой плёнки — мало ли, вдруг дождь, — и повернулась, чтобы уходить. Васька, который всё время тоже молча наблюдал за ней каким-то ожидающим взглядом, вдруг схватил её за руку и потянул к себе.

— Вы с ума сошли? — холодно спросила Аня. — Немедленно отпустите.

Васька сжимал её запястье, не грубо, но настойчиво тянул к себе и смотрел ожидающими глазами. Аня расстроилась: неужели опять бить придётся? А что ещё с ним делать, она не знала.

Но тут Васька отпустил её руку, поднялся со своего насеста, посопел и хмуро сказал:

— Юстас, ты это… Ты не злись. В общем, я хотел прощения попросить. Ты меня простишь? Когда дядь Давид выйдет из больницы, я у него тоже попрошу. А то сейчас к нему не пускают.

Аня молча повернулась и пошла по тропинке вдоль чугунной ограды, мечтая, как в первый свой визит сюда, о том, чтобы в этой ограде прямо сейчас оказался бы какой-нибудь дополнительный вход. До ворот было далеко, а Васька шёл за ней, как привязанный, и всё время бубнил за спиной, что он был не в себе, в стрессе, в шоке, в отчаянии — ведь все счета заблокировали! Он же не знал, что она ни при чём, и вообще всё как-нибудь образуется, и дядь Давид его, конечно, простит, он никогда подолгу не сердится, не то, что она…

Аня почти не обращала внимания на все эти глупые, странные, необязательные слова, и думала: до угла буквально несколько шагов, а потом ещё несколько шагов до ворот, а потом её увидят с вахты — и ворота откроют заранее. И она избавится, наконец, от этого эгоистичного дурака.

Прямо перед поворотом Васька опять схватил её — за плечи, сильно, даже больно, — уткнулся лбом ей в висок и сердито спросил:

— Я тебе что, совсем не нравлюсь?

Ну вот, мы так не договаривались… Аня дёрнулась, но он только сильнее сжал её плечи, прижался к её спине и быстро заговорил:

— Я же извинился, ну! Ты меня даже слушать не хочешь… Я уже сто раз извинился! Ты что, не видишь, как я к тебе?.. Может, я в тебя сразу влюбился… А ты не понимаешь ничего… У тебя всё было бы! Всё! Что захотела бы… В Италию поехали бы… В Париж… Куда хочешь… Что ты хочешь, а? Что ты выпендриваешься?.. У меня терпение не железное… Тебе эта квартира нужна, да? У тебя такая же была бы! Или даже лучше!

Аня всё-таки сумела вырваться из его рук, завернула за угол и сломя голову побежала к воротам. Ворота с тихим жужжанием уже открывались, из подъезда выскочил охранник Олежек, торопливо пошёл ей навстречу, закричал издалека:

— Что случилось?

Аня чуть не налетела на него, перевела дух и осторожно оглянулась. Она боялась, что этот сумасшедший Васька бежит за ней. Но он не бежал, он так и стоял на том углу, опустив руки и глядя в землю.

— Ничего не случилось, — с трудом сказала она. — Просто… ну, встреча неприятная. Я не ожидала, вот и испугалась.

Олежек тоже оглянулся, присмотрелся к стоящей на углу фигуре, деловито предложил:

— Разобраться? Я могу.

— Нет, не надо, — торопливо сказала Аня. — Что вы! Это племянник Давида Васильевича. И вообще всё это пустяки, я уже всё забыла.

…Она и вправду не собиралась помнить этот случай. Но через час позвонил Александр Викторович — тот самый, который оказался не бомжом, а опером. И сразу спросил:

— Моя помощь не нужна?

— Какая помощь? — удивилась она. — В чём?

— Ребята сказали, что тебя какой-то перец преследует, — объяснил он.

Ребята сказали! Конечно, он наверняка знаком с охраной в этом доме, они все между собой знакомы. Но почему о ней все докладывают каждую мелочь всем, кто интересуется? И почему этот Александр Викторович интересуется ею?

— Никакая помощь мне не нужна, — сердито сказала Аня. — И почему вам обо мне все докладывают?

— Ну, не нужна — так не нужна, — покладисто согласился он, пропустив её вопрос мимо ушей. — Но ты из дома всё-таки одна не выходи пока. Если надо куда, так ребят попроси, проводят.

— Как это ребят просить? — удивилась Аня. — Я завтра к маме хотела ехать. Туда, что ли, проводят?

— Нет, туда я тебя сам отвезу, — неожиданно сказал он. — Ты во сколько собиралась? Я за тобой заеду. Мне всё равно по пути.

Аня даже затревожилась. Может быть, ей действительно угрожает какая-то опасность, если её уголовный розыск охранять собирается?

Про встречу с Васькой она бабушке говорить не хотела, но после звонка Александра Викторовича решила, что надо рассказать, — и о встрече, и о звонке.

— Ментов я не очень люблю, — призналась бабушка, выслушав всё очень внимательно. — Но пусть поохраняет, что ж теперь. Васька-то совсем вразнос пошёл. Я ещё тогда, в Карпово, Марго предупреждала: последи за ним. Я ведь, если что, и прибить могу. А она: да он нормальный, да он воспитанный, да он сам всё понимает! Сто раз влюблялся — и никаких эксцессов, знает, как можно и как нельзя, и проходит всё быстро, и волноваться не о чем… Ага, как же, нормальный. Да у них вся семейка такая, одна кровь. Вон Давиду семьдесят уже, а туда же — жениться! Так что уж там в Ваське нормального может быть? Хотя отец его, вроде бы, похладнокровнее…

— Васька не собирается жениться, — возразила Аня. — И вообще, про то, что влюбился, только что сказал. По-моему, просто так, потому что хотя бы себе он же должен объяснить, зачем преследует.

— Так ты что же, сама не видела, что Васька влюбился? — удивилась бабушка. — Вот ведь глупая. Все видели, а она не видела! Ну, ладно, может, и правда пройдёт быстро. Эти, богатенькие да избалованные, душу особо-то не тратят. Да и на неприятности не очень хотят нарываться. Так что ты мента этого рядом пока подержи, всё спокойнее. Пока Давид в больнице. А как выйдет — он их всех живо построит.

Так они и жили в ожидании, когда царь Давид выйдет из больницы. Он хорошо поправлялся, быстро, и его лучший ученик Михаил Максимович уже забыл о своих суевериях, открыто говорил, что всё идёт просто отлично. Но отпускать учителя домой всё равно пока не хотел. Бабушка почти всё время проводила в больнице рядом с царём Давидом, но домой приходила не усталая, как в первые дни, а весёлая и бодрая, смешливо рассказывала о его капризах, повторяла его шутки, подолгу говорила по телефону с дамой Маргаритой, и той тоже рассказывала и о капризах, и о шутках, но больше — о состоянии здоровья этого симулянта и шантажиста. Коньячку он захотел, вы подумайте! И ведь прицепился — не отцепишь. Имеет право как хочет капризничать, потому что больной… Аня понимала, что все эти телефонные разговоры с дамой Маргаритой — единственный способ рассказать семье о здоровье её царя. Царь Давид ведь так и не разрешил пускать к нему ни Ваську, ни даму Маргариту. Один раз его навещал брат, но что за разговор был между ними — никто не знал: царь Давид попросил бабушку оставить его наедине с братом и предупредить всех, чтобы не мешали. Разговор длился пять минут, а потом Александр Васильевич вышел, спросил у бабушки, есть ли у неё деньги, выслушал её уверенное «А как же!», — и уехал в свою Москву, к своему бизнесу, бизнес-то надолго не бросишь…