Юрий Поляков - Гипсовый трубач: дубль два

– Не надо, я запомнил: Краснопролетарская межрайонная прокуратура. Лапузин. Открыть дело по вашему заявлению.

– Понимаете, Федя дал взятку, и они закрыли дело о махинациях с нашей общей недвижимостью. Он переписал виллу в Созополе и еще кое-что на свою дочь от первого брака. Запомните!

– Запомню!

– Только про взятку ни в коем случае не говорите! Не любят они этого. Намекните…

– Намекну.

Снова послышался сигнал: соавтор терял терпение.

– Вы мой герой! – воскликнула Обоярова и обняла писателя, словно провожала на фронт. – Какой приятный у вас одеколон! Вы вообще сегодня роскошно выглядите! Ну, бегите, бегите, а то опоздаете к Скурятину!

Игровод сидел за баранкой с таким лицом, будто ждал со вчерашнего вечера.

– Я готов! – весело доложил Андрей Львович, пристегиваясь.

– Неужели вас отпустили?

– Не злитесь! Поехали! Слушайте, а как вы поведете? Вы же… – вдруг сообразил Кокотов.

– Ведите вы! – предложил Жарынин и опустил голову на руль.

– Я не умею.

– Тогда зачем вы живете?

– А давайте я позову Наталью Павловну! Она поведет. Она хорошо водит! Ей тоже нужно к Скурятину…

– А к Медведеву ей не нужно? Не бойтесь: садясь за руль, я трезвею, как устрица во льду! А вы будете протирать…

– Что протирать?

– Увидите.

И действительно, режиссер тряхнул головой, на его лице появилось знакомое выражение дорожного хищника, и машина тронулась с места. Однако вел он автомобиль без обычного лихачества, даже осторожно и – что уж совсем удивительно – молча. Не зная его, можно было подумать, что за рулем прилежный новичок шоссейной жизни, еще не научившийся болтать за баранкой. Стекла вскоре сильно запотели, и стало казаться, будто едут они в тумане. Жарынин достал из бардачка ветошь – и всю дорогу Кокотов работал протиральщиком, что не мешало ему радостно вспоминать кончиком носа влажную мягкость губ Натальи Павловны.

– Писодей! – вдруг ни с того ни с сего рявкнул режиссер, когда они почти беспрепятственно въехали в Москву.

– Что? – не понял Андрей Львович.

– Писодей – это сценарист. И чтобы я больше никогда не слышал от вас ни слова о Хлебникове!

…Машину удалось припарковать только у краснопресненского метро. Пока сложно сворачивали с Садового кольца и искали место, Жарынину дважды позвонил Мохнач – беспокоился. Наконец режиссер воткнулся между новеньким синим «фордом» и раскуроченными – без стекол и сидений – останками желтых «жигулей», брошенных тут, судя по наметенной прошлогодней листве, давным-давно. Дмитрий Антонович, подгоняя соавтора, выскочил из «вольво», на бегу пикнул брелком, включая сигнализацию, и они во весь дух помчались в сторону знаменитого Белого дома, похожего издали на огромное мраморное надгробье русской демократии, погибшей двух лет от роду под танковыми залпами в девяносто третьем.

– Знакомые… места… – прохрипел режиссер.

Бег с похмелья давался ему нелегко: берет сбился на бок, по вискам и лбу струился пот, капая с кустистых бровей, а намокшая на спине замшевая куртка напоминала шкуру загнанного скакуна.

– Вы… здесь… были? – толчками выдохнул Кокотов.

– Да… В девяносто третьем…

– Зачем?

– Пере… стреливался.

– С кем?

– С бейтаровцами.

– С каким еще бейтаровцами?

– Которые… там… сидели… – игровод оторвал руку от сердца и, задыхаясь, махнул в сторону высокого здания, что стоит напротив дома-«книжки» через дорогу.

– Я думал… это… вранье… красно… коричневых…

– А вы-то… где… были?

– Дома.

– Почему?

– Из принципа! – соврал автор «Забудившихся в алькове».

Он тоже собирался к Белому дому, но у него, как помнит читатель, не оказалась денег на метро.

– Умираю… Полцарства… за коньяк! – простонал Жарынин, багрово-сизый, как шкурка спелого граната.

Он из последних сил помахал Мохначу, нервно дожидавшемуся на Горбатом мостике, где любили запоздало стучать о землю касками шахтеры, прошляпившие социализм в девяносто первом. Увидев тяжело бегущих соавторов, Вова из Коврова всплеснул руками и показал пальцем на свои золотые часы величиной с хоккейную шайбу.

– Ну что же вы! Я тут чуть инфаркт не получил! – запричитал хороший человек.

– Прости, прости… – игровод то ли примирительно обнял друга, то ли оперся на него, чтобы отдышаться. – Как… тебе… удалось?

– Я нашел ему Аркаим.

– Это на Урале?

– Да, наша уральская Помпея! Древний город, тайна, вырванная из земли. Двадцать тысяч лет!

– А зачем ему… наша Помпея? – спросил, усмиряя дыхание, Кокотов.

– Потом, потом, мы опаздываем!

Однако хороший человек повел их не через центральную проходную, напоминающую блокпост, а в обход, вдоль черной чугунной ограды. Дорогой он успел торопливо рассказать, что Скурятин сидит сбоку, в отдельном здании, которое было выстроено в ударные сроки, пока турки восстанавливали раскуроченный снарядами Белый дом, соскребали со стен защитников и наводили гигиену евроремонта. Прежде там была небольшая раздевалка для спортсменов, тренировавшихся на Краснопресненском стадионе. Когда по указанию сверху оборудовали корт и сюда стали наезжать Ельцин с Тарпищевым, помещение перевели на спецрежим. Поговаривали, что от посольства США, расположенного через дорогу, заокеанцы прорыли в раздевалку подземный ход, вынутый грунт тайно вывозили в багажниках автомобилей с дипломатическими номерами и выбрасывали за городом. Будущий президент, тогда еще только забузивший председатель Президиума Верховного совета РСФСР, мог, таким образом, всегда оперативно снестись с американским послом, посоветоваться, как поскорее покончить с тоталитаризмом, развалить СССР и обустроить Россию. Подозрений никаких. Ну, выпил-закусил человек после трех геймов, ну, отлучился в сауну, ну, прилег отдохнуть в отдельной комнатке. А сам тем временем!.. Кстати, на случай победы ГКЧП именно по этому подземному коридору Ельцин с соратниками планировал перебраться в американское посольство и отсидеться там, пока в его защиту не выступят все цивилизованные страны. Став президентом, он первое время еще наведывался к американцам по тайному ходу, но потом забурел и стал посылать к Пикерингу Гайдара или Бурбулиса. Старенькая раздевалка теперь не соответствовала его государственному статусу, и под шумок реставрации Белого дома после расстрела на месте раздевалки построили скромный на вид, но довольно просторный особнячок. Ельцин и его помощники порой туда наведывались, чтобы обсудить с товарищами по общечеловеческим ценностям очередные задачи строительства капитализма в отдельно взятой стране. Только теперь по тайному ходу к ним спешили сами американцы, почуявшие, как Россия, подобно огромному леднику, начинает медленно, но верно сползать в пропасть имперских амбиций. Став президентом, Путин хотел поначалу подземный ход засыпать, но, подумав, приказал установить бронированную дверь, а ключ от нее хранил в ядерном чемоданчике, который и передал потом Медведеву. В здание же после суровой межведомственной схватки въехала очень серьезная организация.