Тьерри Коэн - Она так долго снилась мне...

Она была достойна той любви, которую внушала мне.

Я перечитал письмо много раз, придавая фразам разные интонации, представляя Лиор у экрана компьютера, пытаясь услышать ее голос, каждый раз находя новые оттенки и новые смыслы.

Она где-то там, в огромном Париже, затерянная в ночи, думает о письме, может быть, уже жалеет, что отправила его, пытается вообразить, как я прочту его, что я о нем подумаю, что отвечу.

Я чувствовал в ее письме внимание к словам, то тщание, которое приходит, когда хочешь написать красиво и при этом остаться искренним.

Мне показалось совершенно очевидным, что я должен ей ответить. Как можно скорее. Но я колебался. Я слишком волновался, чтобы сочинить достойное послание, которое бы не разочаровало ее.

Я задумался на мгновение. Внезапно меня охватила странная тоска. Я прислушался к себе, надеясь понять ее происхождение. Вскоре я со всей очевидностью понял: то, что она почувствовала, это дыхание текста, это одиночество, они ведь принадлежали мне прежнему, тому, каким я был, когда писал книгу. Но я-то уже не писатель. Я уже не тот, кто день и ночь работает, стараясь извлечь из глубин своего сердца самые точные слова, словно от них зависит вся моя жизнь. Я изменился, повзрослел. Ответить ей, как тот писатель, вновь примерить на себя эту былую сущность, разыграть забытую роль, выдать себя за того, кем я уже не был, — какой-то в том был обман, подлог.

Это было на меня не похоже. И недостойно ее — такой искренней, такой цельной.

С ней должен говорить Иона, не Рафаэль. Но как? Я решил не отвечать сразу и оставить время на размышление.

Но в тот момент, когда я собрался выключить компьютер, пришло другое письмо.

От: Лиор Видаль

Кому: Рафаэлю Скали

Тема: Ваш роман

Мсье,

извините мою глупость и забудьте все, что я вам наговорила.

Простите, что была так назойлива.

Я понял, что в этих строчках сквозит отчаяние. Отчаяние скромницы, которая сочла, что чересчур раскрылась. Отчаяние женщины, которую выдала ее беда.

Я представил ее, в бессонной тоске слоняющуюся по комнатам, переходящую от мысли к сомнению. Ночь нашептывает ей обещания, воспламеняет воображение, внушает химеры.

Когда огромность тишины и мрака обрушивается на вашу душу, только тогда рождаются самые безумные идеи. Их свет подбадривает вас, успокаивает, и вы верите в их благотворность. Их чистота покоряет вас, их блеск вас радостно слепит, и вы уверены, что это сияние истины. С этого момента вы отбрасываете страхи, сдержанность, готовитесь объясниться с миром, покорить пространство, выплеснуть свое сердце на клавиатуру компьютера.

Лиор поддалась порыву чувств и осмелилась обратиться к тому, кто ее так взволновал. Она села перед компьютером, чтобы написать письмо, пытаясь забыть при этом, что за ночью последует день, за мечтой — трезвое осознание, за смелостью — стыд.

Но ее совесть не дождалась зари. Она пробудилась сразу же после отправления письма, облегчившего душу от тяжести волнений. И она вдруг стала растерянной и беззащитной, словно оказалась голой в комнате с незнакомцем. Ее последнее письмо — всплеск оскорбленной гордости.

Я должен ответить ей. Должен написать со всей искренностью, на которую способен. Ведь я отвечаю на ее искренность.

От: Рафаэля Скали

Кому: Лиор Видаль

Тема: Re: Ваш роман

Дорогая Лиор,

я сперва решил немного обдумать свой ответ, прежде чем послать его вам. Хотел, чтобы мое письмо было достойно вашего.

Но ваш последний имейл вынудил меня написать вам без промедления. Не жалейте о своем письме, Лиор, оно написано в душевном порыве, я был очень им тронут. Мне понадобилось более 200 страниц, чтобы взволновать вас, а вам достаточно было нескольких строчек.

Я оценил и полюбил те чувства, которые вы доверили письму. Они подлинные, благородные и глубокие.

Читая ваше письмо, я прежде всего глупейшим образом раздулся от идиотской гордости. Потом, основываясь на искренности ваших слов, я понял, что не заслуживаю ваших похвал. По сути дела ваши слова адресованы тому мне, каким я был почти пять лет назад. Они разбудили чувства, которые я давно похоронил вместе с желанием писать книги.

Поймите меня, Лиор: вы обращаетесь к писателю, а я уже перестал им быть. Я думаю даже, я никогда им не был. Я написал тот первый роман, как некоторые исторгают крик отчаянья или бьются головой о стенку. Чтобы почувствовать, что я жив. Вы правы, там речь идет о крике безмерно одинокого человека, раненого жизнью, вконец растерянного.

Этот текст стал книгой лишь потому, что так распорядилась судьба, потому что иногда ей бесполезно сопротивляться. Это мне понравилось. На протяжении многих месяцев мне нравилось верить, что возможно докричаться до людей, быть услышанным, быть любимым.

Потом я написал второй роман — по просьбе издателя и читателей. Но я уже все сказал в первом, и мне не в чем было исповедоваться. Я понял, что играл в «настоящего писателя», но не был им, что сказать миру мне больше нечего. И тогда я замолчал.

Если быть до конца откровенным, в своем романе я всего-навсего рассказал, как мне было в тот момент плохо, не более того. У меня не было намерения облегчить и скрасить еще чье-то одиночество, кроме собственного. А потом я и вовсе разучился это делать.

Возможно, мои откровения вас разочаруют, но я думаю, что должен быть с вами полностью искренним.

Я читала, Серена внимательно слушала. Я еще пока ничего не сказала ей о моем обмене письмами с автором книги, о своем душевном волнении. Она, впрочем, заметила мое смятение, я уверена, но не проявила лишнего любопытства. Удивление, которое вызвали у меня первые страницы, постепенно сменилось разочарованием, а под конец я даже разозлилась. Персонажам не хватало достоверности, сюжету — глубины. Стиль был, впрочем, тот же самый, что и в романе «В тиши ее молчания», и автор все так же деликатно и тонко анализировал чувства. Но я как-то сразу поняла, что эта книга меня не увлечет. Заинтересует — да, но не унесет в дальние дали. Сначала я подумала, что дело в сюжете, который мне не так близок, как предыдущий, и уцепилась за эту мысль, надеясь, что сюжет постепенно раскрутится, персонажи обретут плоть и меня в ближайшие дни ждет-таки пиршество духа.

— А ты-то что об этом думаешь? — спросила я у Серены.

Она посмотрела на меня так, словно не хотела отвечать.

— Ты предпочитаешь подумать, прежде чем высказаться об этой книге? Понимаю тебя.

Я подумала о событиях сегодняшней ночи. Наверно, душевные терзания были написаны у меня на лице, потому что Серена озабоченно посмотрела мне в глаза.

— Не волнуйся, Серена. Ничего особенного. Просто немного устала.