Мария Свешникова - Небо № 7

Мама жила по системе ежеквартальных отчислений, мы — просто жили. Я — хорошо, папа — недолго и в разводе. Мы с мамой остались вдвоем в машине. Если честно, эта уединенность меня удручала.

Непременно хотелось чем-то занять руки.

— Можно, я сяду за руль? У тебя же все равно страховка безыменная.

— А у тебя права-то есть?

Я достала их из сумки.

— А слабо́ назвать точную дату моего рождения? — спросила ее, чтобы быть правой полностью.

Мама справилась с этим. Даже вспомнила год.

Так сменился третий за последние пятьдесят метров человек за рулем. Машина пошла по рукам как девушка легкого поведения.

— Ты помнишь, что у нас правостороннее движение? — Мама безумно ароматно и со смаком закурила.

— Спасибо, что напомнила.

— Вот что! — начала она, прорисовывая контуры губ. — Лето ты поработаешь у меня. Ближе к осени Эмиль проект запустит — пойдешь к нему работать. Администратором или координатором.

— А чем я буду у тебя заниматься?

— Придумаем, ты знаешь, я думаю, ты вполне могла бы давать за меня интервью, ну и со своим сценарным высшим…

— Оборванным высшим, мама, оборванным…

— Хорошо, со своим оборванным высшим ты вполне сможешь прописывать обстоятельства действия в моих книгах. Да, это черная работа, но надо с чего-то начинать.

Моя мама — автор женских романов, то детективных, то не очень. Стыдно признаться, ни одного не читала. Продаются неплохо. Больше в регионах. Но это отнюдь не значит, что такой вид деятельности приносит большие деньги. По крайней мере, я этих денег не видела.

— Мам, я не хочу так жить!

— А есть ты хочешь?

— То есть у меня только два варианта: либо подносить кофе друзьям Эмиля, либо быть твоим лит. негром?

— Ты слишком грубо сформулировала. Это лишь начало. Многие великие сценаристы начинали с того, что носили кофе на съемочной площадке.

— Знаешь, зачем папа меня отправил в Лондон??? Чтобы я никогда, слышишь, НИКОГДА не носила никому кофе.

— Все через это проходят. У тебя есть другие варианты? Я рада бы тебе помочь, но у меня своя жизнь — ты уже взрослая. Поносишь кофе, не развалишься. Опустись с небес на землю!

Когда мама переходит на крик, то иногда у нее в уголках губ появляется капелька слюны. В детстве я протягивала ей салфетку, и мы переставали ругаться.

Салфеток под рукой не было.

Как и желания.

— Варианты всегда есть, — восстал из ада мой оптимизм.

— Какие? Тебе хоть из одной компании ответили на резюме? Ты витаешь в облаках, думая, что кому-то нужны молодые дарования. Чтобы иметь все и сразу, есть только два пути: стать шлюхой или содержанкой, что в общем-то близко по содержанию.

— Да легко.

Я нажала на тормоз и остановила машину в самом центре пробки. Вышла под возгласы других машин, которые сигналили моему экспрессивному поведению. А мне было плевать.

— Ты совершаешь глупости и работаешь на публику! Я прекрасно знаю, что ты никогда на подобное не решишься! — крикнула она мне вдогонку, потом пересела на переднее сиденье и начала задумываться, каким аперитивом запить данный вид ссоры.

Лучше на панель. Кофе подносить — та же проституция с наименьшими заработками.

Никогда не знала, что для меня Никитский бульвар (мама моя не выносит колец, обручальных, жизненных, а тем более Садовое или МКАД и потому ездит только через центр) будет иметь синоним «панель».

Суть дорожно-транспортных отношений в том, что всегда кто-то кому-то переходит дорогу. Что зеленый для одного, то красный для другого. И так будет вечно. Пока не зажжется желтый, и участники этих странных отношений не пойдут на риск, и не начнут решать, кто же из них прав, а кто лев.

Машины в правом ряду мигали поворотниками, как цветомузыка. Меня прельщал тот ряд.

От асфальта бил жар. Каблуки тонули в раскаленном асфальте. Неужели привести с собой дождь — это такой немыслимый перевес багажа?

И тут, в очередной раз выдернув себя из недр земли асфальтной, я решилась.

Решилась хоть раз в жизни ответить за собственные слова. Обычно мне удавалось отмазываться.

Сначала после принятия этого решения было безумно душно, в горле образовался комок нервов, по рту — сушь. В голове царил кавардак. А по ощущениям грядущий обморок.

Я решила не рисковать своей вегетососудистой дистонией и двинулась в сторону пешеходного перехода.

…как вдруг из соседней машины заиграл Патрик Вульф.

Неужели кто-то в Москве слушает брит-поп? Если он еще и читает Стивена Фрая, то я готова не бросаться под поезд в ближайшие полчаса.

А какого черта и не наломать дров? Если верить отцу, то живем мы только один раз и терять, собственно говоря, нечего. С другой стороны, если верить матери и мы живем много жизней, то тем более, почему бы не рискнуть?

Гулять так гулять!

Трясущейся рукой я постучала в окно пассажирской двери первой попавшейся машины — той, из которой доносился Мистер Вульф со своей песней «Magic position».

Водитель опустил окно.

Диск заело.

Кто бы сомневался — с моей-то претензией на везение.

— Можно я у вас здесь посижу? — Я пыталась не смотреть на мужчину, управляющего данным транспортным средством.

— Зачем?

Не могу сказать, чтобы мужчина испугался, скорее он был приветливо насторожен.

— Откройте, пожалуйста, быстрее, а то сяду в соседнюю.

В России угроза — всегда самый верный метод манипуляции.

Он снял блокировку с дверей и пустил меня в свой вечер.

Зазвонил телефон.

Его.

Он звонил так настойчиво и так проворно, но ни я, ни водитель не обращали на этот звук никакого внимания. Мы сидели в пробке и молчали.

Нам было все равно.

Мы оба не понимали, что делаем, но, в отличие от меня, мускулы моего спутника были расслаблены. А дыхание ровное.

— Что у вас случилось с музыкой? Диск заело? Может, протрем диск и поставим снова?

— Да проще другой диск поставить. Или радио включить. — Для него не было проблем в мелочах — это плюс.

Видимо, он тоже от чего-то бежал. Его грустный взгляд делил дорогу на дополнительные полосы движения. По радио играла заунывная песня на иврите. Это минус.

— Он поет о том, что если девушка согласится и пойдет вместе с ним, то он непременно сделает ее счастливой. Только ей надо поверить, — решила я хоть как-то начать разговор о цене, не получилось, конечно, но хоть попыталась.

— Ты знаешь арабский? — спросил меня водитель.

— Это иврит.

— Хорошо, поставлю вопрос иначе, ты знаешь тот язык, на котором исполняется эта песня?

— Нет, но если бы я вдруг решила спеть такую песню, то непременно вложила бы такой смысл. Такой тональностью только липовые обещания раздавать.