Александр Кабаков - Старик и ангел

— Зря думаете, господин журналист, — произнес он тихо и раздельно, почти по слогам, — что вы можете из толпы повторять домыслы наших противников и не получать отпора. Я вас прекрасно знаю, мы уже неоднократно встречались и, я вам обещаю, еще встретимся. Так что готовьте хорошие вопросы…

В толпе зашумели и тут же стихли, как только выступающий поднял руку, будто замахнулся.

— А что касается оппозиции, — продолжал он уже спокойно, даже торжественно, — то позвольте вам представить известного российского ученого, профессора Кузнецова Сергея Григорьевича. Сегодня он назначен лидером оппозиционной организации «Задушевная Россия». Указ уже подписан нами и вступил в силу. Поприветствуем Сергея Григорьевича!

Первым, будто проснувшись, захлопал в ладоши мотоциклист без головы, потом начала аплодировать толпа. Кто-то крикнул: «Ура Байкерам!», оратор посмотрел туда, откуда раздался вопль, и поощрительно улыбнулся — видимо, прозвище ему нравилось.

Теперь все камеры и микрофоны были направлены на Кузнецова, который неведомым для себя образом оказался стоящим между Байкерами. Тот, который вел мероприятие, слегка приобнял героя дня за плечи и шепнул: «Не бзди, профессор». Однако даже эти странные в устах официального лица слова не вывели несчастного из оцепенения. Впрочем, в этом его состоянии было по крайней мере одно преимущество по сравнению с тем, в каком он находился до непостижимого объявления: страх покинул Сергея Григорьевича, как и все другие чувства. Профессор Кузнецов вполне превратился в некий неодушевленный в буквальном смысле этого слова, даже, возможно, неорганического происхождения, предмет, а тем временем торжественное представление его в качестве лидера оппозиции продолжалось.

— Выбор, — сказал блондинчик, — был сделан нами после того, как мы близко познакомились с выдающимися человеческими качествами Сергея Григорьевича. Ведь, как говорится, главное — чтобы человек был хороший…

Он радостно засмеялся, вспомнив, видимо, полностью старую женскую шутку, цитату из которой произнес, и продолжал.

— Мы также провели консультации со специалистами и выяснили, что особенности его личности полностью исключают спекуляции относительно так называемой повторной жизни и власти сил зла над душами повторно живущих. С гордостью сообщаю вам и через вас всем гражданам нашей страны: впервые в мире в политику приходит человек, душой которого не сможет завладеть никакая сила, потому что у профессора Кузнецова души нет! Поприветствуем снова Сергея Григорьевича!

Теперь овации длились несколько минут, и за это время обстановка совершенно изменилась. Взвились полотнища флагов, теперь они уже не заслоняли бесконечную перспективу, а осеняли ее ярким многоцветием. Люстры подтянулись к сводам, так что сгибаться, перемещаясь по залу, не приходилось. Да и публика, которая возникла неведомо откуда, сгибаться не стала бы.

Здесь были в основном мужчины в таких же безукоризненных темных костюмах, в каких выступали Кузнецов и мотоциклисты. В большом количестве и очень заметно, поскольку мундиры сверкали золотом, присутствовали военные в больших чинах — тут же возник и Михайлов, дружески подмигнул и спрятался за спинами гостей. Не менее, если не более, чем вооруженные силы, были представлены церковь, мечеть и синагога — клобуки белые и черные, чалмы всех цветов и фасонов, широкополые шляпы торчком наряду с колесообразными шапками из драгоценных мехов густо плавали в толпе. Время от времени мелькали иностранцы, которых нетрудно было определить по бессмысленно изумленному выражению лиц, испуганным улыбкам и безрезультатным попыткам избежать столкновения с кем-нибудь из аборигенов — толкались все отчаянно. Военные атташе то и дело цеплялись аксельбантами за подносы, так что только мастерство официантов позволяло избежать катастроф.

Немногочисленные дамы в этой толпе были незаметны, несмотря на то что все они были модно, а некоторые и экстравагантно одеты, большинство предпочитало оттенки красного, в прическах и макияже фантазию никто не сдерживал, и в общем более всего они походили либо на обитательниц, либо на хозяек — в зависимости от возраста — парижских веселых домов позапрошлого века. При этом, если принять во внимание уровень собравшегося общества в целом, следовало предположить, что дамы были не менее, чем министерского ранга.

И все эти люди непрерывно говорили, отчего в помещении стоял равномерный гул.

В beau monde растворились оборванцы-журналисты, а те, кто остались на виду, совершенно утратили интерес к Кузнецову, постепенно возвращающемуся из существования в качестве восковой фигуры в существование человеческое, и даже к мотоциклистам. Теперь свои объективы они совали как можно ближе в лица выбираемых ими по непонятным критериям гостей, снимали деликатесные натюрморты на закусочных столах и даже на тарелках, синхронно щелкали затворами, когда кто-нибудь ронял тартинку на пол…

Где-то в дальнем конце бесконечного зала громоподобно прокашлялся микрофон, и загремел уже знакомый голос: «Дамы и господа! Позвольте приветствовать вас на приеме по случаю избрания профессора Кузнецова главой оппозиционной партии «Задушевная Россия». Позвольте также доложить вам, что выборы главы оппозиции прошли без всяких нарушений, явка была стопроцентной, «за» было подано два голоса из двух, допущенных к голосованию. Напомню вам, коллеги, что по Правилам Дорожного Движения к выборам главы оппозиции допускаются все граждане России, достигшие совершеннолетия и занимающие пост Генерального Инструктора или Генерального Инспектора. Таким образом, выборы признаны состоявшимися, и нами подписан указ, которым господин Кузнецов назначается…»

— Валим отсюда, — сказал прямо в ухо профессору Кузнецову полковник Михайлов, — линяем, как будто нас здесь не было!

Светские люди расступились, из-за их спин бесшумно выдвинулась гигантская хромированная морда автомобиля. За темным стеклом скалился в братской улыбке капитан Сенин.

И упав на кремовую теплую кожу сиденья, Сергей Григорьевич с чувством глубокого удовлетворения наконец-то потерял сознание.

Голова глубоко вдавилась в подушку, от этого было душно и невозможно глянуть в сторону — углы проклятой подушки приподнялись и перекрыли видимость.

Суть проблемы заключалась в том, что подушка мешала жить, но оторвать от нее голову Кузнецов не мог — голова не поднималась.

— Помогите сесть, — сказал больной, обращаясь к потолку, — уберите подушку и помогите сесть…

Сказал он это довольно громко и раздраженно, но, к своему удивлению, ничего не услышал — потому что на самом деле он не издал ни единого отчетливого звука, только тихий хрип.