Юлия Латынина - Там, где меняют законы

Словом, со страховщиками предстояла долгая и скверная разборка, которая еще месяц назад целиком занимала ум Вячеслава Извольского, а сейчас совершенно отступила на второй план. Извольский бы про нее и не вспомнил, если бы вместе с вице-премьером в городе не прилетал президент страховой компании. Страховщику, видно, хотелось использовать правительственного чиновника как арбитражного судью, и Извольский пошел взглянуть собственными глазами, как живет ККЦ после аварии.

Один из охранников тронул гендиректора за рукав и показал пальцем куда-то вниз. Извольский оглянулся. По лесенке к конвертеру поднимался Премьер. Премьер был в белой рубашке и белых брюках — самая правильная одежда, чтобы рассекать по меткомбинату — и в руке бандита болтался небольшой «дипломат». За Премьером поспешала тройка бритых лбов.

Премьер добрался до конца лесенки и щелкнул пальцами. Один из лбов поспешно подал ему банку с пивом.

— Пивка хочешь? — спросил бандит.

Он ловко подцепил банку за колечко, выдрал донце и принялся жадно пить. Извольский с еле заметным презрением кивнул, и другую банку подали ему.

Пиво было действительно вкусной и холодное, и в двух шагах от ревущего конвертера оно оказалось неожиданно кстати.

— Ты сюда пришел, чтобы принести мне «Будвайзер», — спросил Извольский, — или как?

— У меня не только пиво, — ответил Премьер, — у меня и закуска.

С этими словами он распахнул «дипломат». Портфель был совершенно пуст и выстлан изнутри газеткою. На этой-то газетке, посередине, и лежал одинокий указательный палец с толстым перстнем, украшенным камнем бериллом — камнем, приносящим счастье владельцу.

Извольский закашлялся. Пиво брызнуло ему на рубашку.

— Ты просил — я сделал, — сказал Премьер.

— А забастовка?

— А забастовка продолжится, — ответил бандит.

Извольскому показалось, что он ослышался.

— Что? — спросил гендиректор.

Грохот с третьего конвертера заглушил следующие слова бандита, и если их кто-нибудь и слышал, то только генеральный директор Извольский.

Новое облако пыли обдало всех, кто находился на площадке, Премьер дернулся, смахивая с белой рубашки крапинки копоти, и тут же крапинки расплылись в безобразные серые полосы. Премьер схватился за поручень и мгновенно отдернул руку: ладонь была вся в черной саже.

Премьер поморщился и продолжал говорить. Гендиректор слушал его, и на неподвижное лицо Извольского летела пыль и шлак. Но странное дело — чем больше пыли покрывало лицо директора, тем белее становились его щеки и губы. «Хорошо, что шумно, — мелькнула вдруг в уме Извольского шальная мысль, — никакой микрофон не запишет».

Грохот затих, и Извольский сказал:

— Тогда убери его.

— Нет, — сказал Премьер.

Он передал страшный дипломат одному из быков и сунул руки в карманы, и штанины его белых брюк немедленно украсились черной каймой.

— Ты слишком далеко зашел, чтобы повернуть, — сказал Извольский.

Премьер улыбался. У него была очень грязная улыбка.

— Я слишком далеко зашел в семьдесят девятом, — сказал Премьер. — Когда сел. Впервые. А сегодня слишком далеко зашел ты. На тебе четыре трупа, фраерок. Включая областного депутата и мэра.

— Я смотрю, ты настоящий бессеребреник, Премьер, — отозвался Извольский. — Из-за одного человека ты готов отказаться от трети экспорта комбината.

Премьер обнажил белые зубы, и они почти сразу же стали покрываться шлаком.

— Этот твой «Стилвейл» хорошая штука, — сказал бандит, — но «Стилвейл» — это всего лишь болотная кочка, а комбинат — это комбинат. Вдруг с твоей фирмешкой что-то случится? Вдруг начнется другая фирмешка, и экспорт уже пойдет через нее? Давай сделаем надежней — ты передашь мне блокирующий пакет комбината. А я сниму шахтеров с рельс.

— Это слишком высокая цена за одного человека, — ответил Извольский, — особенно за человека, которого никто не зовет по имени-отчеству.

— Ты что-то недопонял, — покачал головой Премьер, — когда ты обещал мне «Стилвейл» — ты обещал мне треть доходов комбината. Теперь я прошу меньше — я прошу четверть. И ты вдруг упираешься рогом. С чего бы это? Или ты не собирался отдавать мне эту треть? Кинуть меня хотел?

Извольский осклабился.

— Ты меня разводить вздумал? — спросил директор, — неделю ты рассказываешь мне о том, что забастовка будет снята назавтра. И каждое завтра ты приходишь и рассказываешь о том, почему у тебя не вышло на этот раз и почему тебе нужно еще немножко баксов. Знаешь, кого ты мне напоминаешь?

— Ну?

— Ты мне напоминаешь строительную компанию. Из числа тех, которые обещают дом за два доллара. Ты платишь два доллара, а потом оказывается, что для дома этого мало, и надо доплатить еще два. И еще десять. И еще сто. И еще тысячу. И самое интересное, что происходит в конце, — ты все равно не получаешь дома. А тот парень, который обещал дом за два доллара, пропадает со всеми твоими деньгами.

Извольский почти кричал и надвигался на бандита. Тот потихоньку отступал к краю площадки. Поручень врезался в белый пиджак Премьера, оставляя на нем черную полосу, Премьер оглянулся вниз и на мгновение заметил какие-то машины, ворочающиеся в далекой непроглядной темноте. «А ведь отсюда лететь этажей пять будет», — мелькнуло в уме бандита.

— Извини, браток, — сказал Премьер, — когда было по два доллара, все думали, что ты платишь за «Жигули». А выяснилось, что платить надо за ракетный крейсер.

— Вон с территории моего завода, — сказал Извольский.

— Твой сраный завод, — заверил Премьер, — издохнет послезавтра. А ты и того раньше. Ты думаешь, если тебя мэр не пристрелил, ты у нас бронированый? Да я даже сам руки марать не буду, я просто намекну о чем ты меня сейчас попросил…

— Ты сам уйдешь, — спросил Извольский, — или тебя мимо лесенки спустить? Учти, высота двадцать семь метров.

— Я сам уйду, — улыбнулся Премьер, — и я даже подожду твоего звонка. До полуночи. А после этого — уж извини. Буду считать, что ты меня со «Стилвейлом» кинул. Я не лох, знаешь ли, чтобы меня кидали.

Подхватил чемодачик и быстро затопал вниз по лестнице. Перемазанная свита кинулась за ним.

В двадцати метрах от Извольского тяжелая кубышка конвертера наклонилась, и из нее стал хлестать раскаленный металл. Гендиректор закрыл глаза, и на миг ему представилось, что он уже умер и стоит перед котлом в аду. «Кто сказал, что грешников варят в котлах, — пронеслось в голове, — наверное, в аду тоже есть технический прогресс и сейчас их варят в конвертерах. Триста пятьдесят тонн душ зараз. Экономия расходных материалов и времени».

Приезд вице-премьера наделал понятного шума. Расписание его менялось, уточнялось, еще раз менялось, и в конце концов было оговорено, что Володарчук явится в город около семи вечера и сразу проследует к одной из шахт. Как самую близкую к городу и относительно пристойную, выбрали шахту «Октябрьская».