Пенелопа Лайвли - Как все это начиналось

— Все дело в том, Роуз, что эти люди дремучие, они не знают никаких имен, не осведомлены о моей репутации в научном мире. Я упомянул о том, что на подходе мемуары, так что, казалось бы… Или, может, они по молодости лет вообще не слыхали о правительстве Гарольда Вильсона? — Он невесело усмехнулся.

Роуз теперь с ужасом открывала длинные белые конверты, качала головой, досадливо фыркала.

В итоге Генри собрал все отказы и положил их в ящик стола.

— Спасибо за все, что вы сделали, Роуз. Нам с вами надо извлечь из этого урок. Следует очень внимательно и осторожно подойти к выбору издателя для мемуаров, найти фирму с понимающим главным редактором. Не сварите ли кофе, Роуз?

Она вышла на кухню поставить кофейник. Боже мой. Бедный старик! У нее сердце сжалось от сострадания. Она даже сама от себя не ожидала.

Генри проанализировал ситуацию. Несостоявшийся скандал тридцатилетней давности явно не интересен никому, особенно не помнящим родства молодым людям, которые заправляют в газетах сегодня. В прежние времена журналисты были куда более сообразительны и предприимчивы. Стало быть, таким способом Генри не сможет привлечь к себе внимание, восстановить свое доброе имя. Он снова подумал о научной статье. Что-нибудь не обязательно пространное, возможно, наоборот, сжатое, лаконичное и меткое. Проливающее свет на темный до сей поры уголок XVIII века.

В каком же аспекте?

Генри задумался. Он довольно беспорядочно прочитал кое-что, достал свои старые записи. Такой далекий и недоступный XVIII век презрительно усмехнулся ему в лицо.

Нет. Лучшее, что он написал в этой области, уже завершено, и с этим надо смириться. Рыться в архивах — это для молодых.

Вечером Генри включил телевизор. Кроме новостей, он редко что смотрел, разве что костюмные фильмы вызывали его тщательно скрываемый интерес. Но в последнее время Генри слегка подсел на серию передач о средневековых монархах. Представительный молодой историк с энтузиазмом вещал в камеру, взбирался на крепостные валы, прохаживался по полям былых сражений. Генри претили все эти коронации, пиры, рыцарские турниры. Он сохранял патрицианское презрение к лекциям, популяризирующим историю, к тому же никогда не понимал привлекательности Средневековья — это ведь только преддверие настоящей истории. При этом Генри поймал себя на том, что смотрит с интересом. Этот парень на экране приковал к себе его внимание, хоть и совершенно не был похож на ученого. Его аттестовали как преподавателя престижного кембриджского колледжа.

Когда передача закончилась, Генри налил себе еще кларета и задумался. Телевизионные программы смотрят миллионы людей — даже об истории. Книгу на историческую тему читают тысячи, а то и того меньше, в зависимости от периода, в ней описываемого. Телевизор вообще — это для темных масс, но познавательные передачи все же предназначены для более разборчивого зрителя. Генри видел и другие подобные программы. Их вели молодые речистые историки. Он смотрел их с некоторой пренебрежительной отстраненностью — популистская чепуха, нельзя принимать всерьез.

С другой стороны… Может быть, он ошибается? Когда-то давно Генри появлялся на телевидении. Но в те времена ученый мог себе позволить просто долго смотреть в камеру. Что-то вроде лекции, снятой на пленку. Иногда камера вместо его лица показывала портреты Уолпола и Георга II, но никаких прогулок по полям сражений или ряженых, разыгрывающих сценки из истории. Когда такого рода обучающим телевизионным программам пришел конец, Генри отказался от этой трибуны, сочтя ее неподходящей для серьезного разговора об истории. Теперь он склонен был пересмотреть свое мнение. Разве не является обязанностью ученого передавать знания широкой аудитории? Просвещать ее по мере сил, привлекать даже непонимающих к изучению своего прошлого, своей истории?

Чем больше Генри думал, тем больше отказывался от прежнего презрительного взгляда на средства массовой информации. Книги и статьи читают единицы. Лекции и семинары посещают избранные. В демократическом обществе должно быть охвачено культурой гораздо большее число граждан. Этим как раз и занимается телевидение. Он был не прав, не понимая этого раньше, не делясь знаниями с широким кругом людей.

Ну что ж, еще не поздно. Совсем не поздно. А то, что Генри не какой-нибудь мальчишка в джинсах и свитере, это, пожалуй, даже к лучшему. Возраст прибавит ему значительности и авторитета. Он не станет лазать по холмам и крепостным валам, тем более что в XVIII веке подобных укреплений уже не строили. Может быть, неспешная прогулка по дворцу Бленхейм или по парку Рушем под разговоры о живописных ландшафтах. Музей Соана — это говоря о Хогартах. Надо постараться наложить вето на этот обязательный видеоряд, сопровождающий повествование. Легко представить себе, какие пошлости получатся, если инсценировать что-нибудь про Хогарта или Джиллрея. Нет, сдержанно, элегантно, содержательно. Цель — сообщить информацию, но в то же время развлечь. Пора вернуться к принципам Джона Рейта, первого директора Би-би-си, забытым современным телевидением. Надо ли говорить, что Генри когда-то хорошо знал Рейта лично.

Когда на следующее утро приехала Роуз, Генри что-то писал.

— А, Роуз! Попрошу вас кое-что набрать. Это заметки по новому проекту. Я намерен сделать программу на телевидении: полдюжины часовых лекций по восемнадцатому веку. Мы сильно недооценивали телевидение, я это вдруг понял. Пора исправить ситуацию, как вы думаете?

Она давно не видела его в таком хорошем настроении и постаралась изобразить на лице вежливый энтузиазм. Чего-то он недопонимает. Она тоже воспринимала не все, но хотя бы представляла себе, что так не бывает: захотел сделать цикл передач на телевидении — и ап! — тебя уже снимают. Даже если ты «его светлость».

— Должен сознаться, у меня не много знакомых в этой сфере, — сказал Генри. — Точнее, вообще нет. В последнее время я уделял мало времени телевидению. Но ведь иногда бывает довольно перемолвиться парой слов с нужным человеком. Да, кстати, Роуз, я пытаюсь дозвониться до племянницы и постоянно натыкаюсь на этот противный голос, который сообщает, что она недоступна. Это сводит меня с ума. Не могли бы вы все-таки достучаться до нее и спросить, не пообедает ли она со мной в воскресенье?

На Мэрион проект Харрингтона подействовал воодушевляюще. Он выделил щедрую сумму, у нее были развязаны руки, конечно же, в определенных пределах. «Никаких особенных изысков, разве что несколько сюрпризов, которые не останутся незамеченными». Другими словами, делай, что хочешь, только не переходи определенных границ.

Квартира была огромная, залитая светом, с большими окнами. Здесь хватит места для столовой, просторной кухни, двух смежных спален, огромной гостиной. Лучших апартаментов для разборчивого заезжего финансиста или дипломата не придумаешь.