Элизабет Страут - Эми и Исабель

— Вот последней части истории трудно верить, — сказала Роззи Тангвей, — с пастором так не разговаривают.

— Да, но Патти ненормальная, — сказала Арлин, которая получила из первых рук информацию о перепуганной малышке, ибо дружила с матерью девочки.

— Жена преподобного Барнса и сама немного чокнутая, — сказал кто-то, и все покивали головами.

— Каждый год все богатые дамы Ойстер-Пойнта жертвуют одежду на ярмарке в епископальной церкви, а через несколько дней можно встретить миссис Барнс, облаченную в самое лучшее из пожертвованного.

Ленора Сниббенс согласилась:

— Ага, носит все, что может на себя натянуть, я думаю.

Но это и так все знали, и тема не представляла большого интереса, происходящее в епископальной церкви казалось несущественным обитателям конторы, да и всему Ширли-Фоллс, ведь тут была своя католическая церковь и своя конгрегационная церковь. (Однако через двадцать лет дочь преподобного Барнса обвинит его в том, что в детстве он творил с ней вещи, о которых и вспомнить страшно, и тогда пойдут сплетни и преподобный Барнс, потеряв изрядное количество прихожан, выйдет на пенсию раньше срока.) Во всяком случае, в этот день никто не огорчился, что зазвенел звонок и пришло время вернуться за свои столы.

В дальнем углу тихонько работали Толстуха Бев и Дотти. Бев, украдкой следившая за подругой и готовая шепнуть слово в поддержку, заметила слезы в глазах Дотти.

— Держись, Дот, — сказала она немедленно. — Все образуется. Время лечит. Время всегда лечит.

Дотти улыбнулась:

— Как съесть слона, если я уже заработала расстройство желудка?

— Кто бы сомневался. — Бев сочувственно покачала головой. — Давай звякнем Исабель. Узнаем, какие у нее планы.

Но Исабель не было дома. Она повезла Эми подстричься.

— Придайте им форму, — попросила Исабель женщину в парикмахерской «Ансония», — просто прикиньте, как можно придать им форму.

Мастер молча кивнула и попросила Эми откинуться на спинку стула, чтобы вымыть ей голову, а Исабель уселась перелистывать журналы, найденные на стойке. Через два дня Эми должна была вернуться в школу, и после парикмахерской они собирались по магазинам. Исабель держала открытый журнал на коленях и смотрела в окно на прохожих. Ей всегда казалось необычным быть среди людской суеты в рабочий день, каждый раз она поражалась, как много происходит в мире, помимо жизни в конторе: люди ходят в банк, кутаются на холоде в свитера и куртки. Две мамочки катили коляски, мужчина остановился, пошарил в карманах в поисках какой-то бумажки и двинулся своей дорогой. Куда идут эти люди? На что похожи их такие разные жизни?

Задрапированная клеенкой, Эми смотрела в зеркало перед собой, пока парикмахер снимала заколки. Влажные волосы по-прежнему казались темными и короткими, но загудел фен — и на глазах Исабель локоны Эми снова заструились чуть ниже ушей, переливаясь всеми оттенками золотого и платинового. Матери было приятно поймать мимолетное выражение удовольствия на лице девушки. С новой прической Эми казалась совсем взрослой, просто поразительно, как улетучилось все детское. Мастер, довольная результатом, предложила:

— Давайте ее чуточку подкрасим?

— А давайте, — отозвалась Исабель со своего кресла, видя сдержанность Эми и зная наверняка, что это последствие ее материнской суровости.

Исабель улыбнулась и снова кивнула, а потом отвернулась к окну. Ужасно сознавать, что она была суровой матерью. Ужасно даже представить, до чего же Эми ее боялась, наверное. Не потому ли она росла застенчивой и робкой, с вечно опущенной головой? Это смущало Исабель. Ведь она, сама того не подозревая, обижала собственное дитя, считая себя очень бережной и внимательной. Ужасно. Еще ужаснее, чем воспоминание о том, что Эйвери Кларк забыл прийти к ней в гости. Знать, что твой ребенок рос в страхе. «Но теперь все позади, все минуло, — думала Исабель, поглядывая на дочь, — тебе больше нечего меня бояться ».

Это печально. И неправильно. Ее мама тоже боялась (у Исабель слегка задрожала нога). Никакая любовь в мире не может отвратить страшную правду: ты передаешь по наследству то, что получил.

Исабель вернула журнал на место. «Дорогая Эвелин, — принялась она мысленно сочинять письмо, — прошло столько лет, но я надеюсь, что Вы получите это письмо, будучи в добром здравии. Я бы хотела еще раз попросить прощения за то, что вторгаюсь в Вашу жизнь…»

Она подняла глаза. Перед ней стояла юная женщина, высокая незнакомка, она медленно моргнула раз, второй…

— Ну все, мам. Я готова.

Обеим было неловко, и они смущенно шли рядом по тротуару. Игривый ветерок резко приподнял юбку Исабель, когда та остановилась поглядеть на витрину обувного.

— Дороговато, — заметила Эми.

— Это ничего, — сказала Исабель. — Примерь хотя бы.

Ковры в пустом магазине приглушали шаги, и было тихо, как в церкви. Продавец слегка наклонил голову и исчез в подсобке, чтобы найти пару по ноге Эми.

— Думаешь, она расскажет им обо мне? — выпалила шепотом Эми, сидя рядом с Исабель. — Я понимаю, что ты этого знать не можешь, но все-таки?

Так вот что было у нее на уме, она была занята мыслями о детях Джейка Каннингема.

— Доченька, я не знаю. — Исабель тоже ответила шепотом. — Я была еще ребенком, когда в последний раз видела эту женщину. Я мало знаю ее, чтобы предсказать ее действия, на самом деле я ничего не знаю о ней.

— Но ты же напишешь ей?

— Да, скоро.

А потом, когда продавец вернулся, добавила:

— Сегодня.

Продавец стал на колени перед Эми и надел туфли ей на ноги, а потом, когда он положил их в коробку и понес к кассе, Эми спросила:

— Девушку зовут Келли?

— Да, уменьшительное от Катрин, кажется.

— Келли Каннингем, — повторила Эми, пробежав пальцами по новой прическе. — Черт, она такая миленькая.

В тот вечер Исабель писала и переписывала письмо много раз. Наутро оно отправилось по адресу. Ничего не оставалось, как только ждать. Как невыносимо ждать весточки. Утро полнится надеждами, а вечера несут разочарование. Боль разочарования наступала в одно и то же время пополудни. В почтовом ящике, который Эми регулярно проверяла по пути домой из школы, были только счета да уведомление от дантиста, что Исабель пора на чистку зубов. Как раздражают эти рекламные бумажки: «Заполните форму — и гарантированно получите приз». Как странен вот такой молчаливый отказ — в виде пустоты, назойливой, угнетающей тишины и неизвестности. Видимо, Эвелин Каннингем переехала (но тогда бы письмо вернулось — Исабель написала на конверте обратный адрес). Возможно, письмо затерялось где-то на почте, или выпало из почтового ящика, или собирало пыль сейчас под какой-нибудь калифорнийской лестницей.