Джоди Пиколт - Особые отношения

— Ваша дочь всегда была счастлива?

— Нет. Она чувствовала себя несчастной после рождения мертвого ребенка и во время развода. Она вела себя как зомби. Я приходила к ней домой, а она была в той же одежде, которую носила вчера. Она ничего не ела. Не умывалась. Не работала. Не играла на гитаре. Просто спала. Даже когда Зои бодрствовала, казалось, что она спит.

— Когда она стала меняться?

— Она начала работать с ученицей из школы, где работает Ванесса. В конце концов они с Ванессой сходили вместе пообедать, стали ходить в кино, на выставки, на блошиные рынки. Я так радовалась, что Зои нашла себе приятельницу.

— Но в какой-то момент вы узнали, что Зои с Ванессой стали больше, чем просто подругами?

Дара кивает.

— Однажды они пришли в гости, и Зои сказала, что хочет сообщить мне новость. Она влюблена в Ванессу.

— Как вы отреагировали?

— Я была сбита с толку. Я знала, что Ванесса стала ее лучшей подругой, но Зои сказала, что хочет переехать к ней и что она лесбиянка.

— Что вы почувствовали?

— Как будто меня ударили обухом по голове. — Дара мнется. — Я не имею ничего против геев, но никогда не считала свою дочь лесбиянкой. Я подумала о внуках, которых у меня никогда не будет, о том, что будут говорить подруги у меня за спиной. Но при этом я совершенно не расстроилась из-за того, что Зои влюбилась. Я расстроилась потому, что как мать я бы избрала для нее другой путь. Ни один родитель не хочет, чтобы его ребенку пришлось всю жизнь бороться с твердолобыми людьми.

— Что вы сейчас думаете о браке вашей дочери?

— Я вижу одно: она счастлива с Ванессой. Как Ромео и Джульетта. Но без Ромео, — добавляет Дара. — И с более счастливым концом.

— У вас есть какие-либо сомнения касательно их способности вырастить ребенка?

— Лучший дом для ребенка трудно и представить.

— Миссис Уикс, если бы вы могли принимать решение, кого бы вы хотели видеть рядом с детьми Зои — Макса или Ванессу?

— Протестую! — вскакивает Уэйд Престон. — Это гипотетические умозаключения.

— Мистер Престон, спокойно, — отвечает судья. — Не перед водой. Я разрешаю этот вопрос.

Дара смотрит на сидящего за столом Макса.

— Не мне отвечать на подобные вопросы. Но скажу так: Макс бросил мою дочь. — Она поворачивается ко мне. — А Ванесса не бросит никогда.

После своего выступления Дара присаживается на стул, который я для нее приберегла, и хватает меня за руку.

— Как я говорила? — шепчет она.

— Профессионализм не пропьешь, — заверяю я ее и не лукавлю.

Уэйду Престону не было никакого смысла проводить перекрестный допрос. Казалось, он просто теряет время, хватается за соломинку.

— Я готовилась. Не спала целую ночь, чистила свои чакры.

— И результат налицо, — отвечаю я, хотя понятия не имею, о чем она говорит.

Я смотрю на Дару — на ее магнитный браслет, на холщовую санитарную сумку на шее, на лечебные кристаллы. Иногда я удивляюсь, как Зои смогла стать тем, кем стала.

С другой стороны, то же самое можно сказать и обо мне.

— Жаль, что моя мама не успела с вами познакомиться, — шепчу я, хотя на самом деле хочу сказать: «Как жаль, что у моей мамы не было хотя бы вполовину такого большого сердца, как ваше».

Доктор Анна Фуршетт, директор клиники репродукции, приезжает с ящиком из-под молока, доверху набитым папками — медицинскими документами Зои и Макса, которые были растиражированы для адвокатов и переданы секретарю суда. Ее седые волосы ниспадают на воротник черного костюма, на шее болтаются очки в полосатой черно-белой оправе.

— Я знаю семью Бакстер с две тысячи пятого года, — говорит она. — С тех пор, как они стали предпринимать попытки завести ребенка.

— Ваша клиника помогала им в решении этого вопроса? — спрашивает Анжела.

— Да, — отвечает доктор Фуршетт, — мы проводили процедуры экстракорпорального оплодотворения.

— Вы не могли бы описать всю процедуру, которую проходит пара, желающая сделать ЭКО?

— Мы начинаем с медицинской составляющей — проводим большое число исследований, чтобы определить причину бесплодия. Основываясь на этих причинах, мы обговариваем курс лечения. В случае с Бакстерами и у Макса, и у Зои были проблемы с фертильностью. По этой причине нам пришлось вводить сперму Макса непосредственно в яйцеклетку Зои. Со своей стороны, Зои несколько недель проходила гормонотерапию, которая позволила бы созреть нескольким яйцеклеткам. В точно определенное время яйцеклетки были собраны и оплодотворены спермой Макса. Например, во время первого цикла у Зои созрело пятнадцать яйцеклеток, восемь из которых были оплодотворены. Две выглядели достаточно жизнеспособными, и их подсадили Зои в полость матки. Еще три были заморожены для последующего цикла.

— Что означает «выглядели жизнеспособными»?

— Некоторые эмбрионы на вид более соответствуют стандартному образцу.

— Наверное, кто-то ставит им приятную музыку или шепчет слова благодарности, — бормочет Престон.

Я бросаю на него укоризненный взгляд, но он погружен в изучение медицинских документов.

— Политика нашей клиники — подсаживать только два эмбриона пациентке; если пациентка в возрасте — три, потому что мы не хотим, чтобы все закончилось рождением нескольких близнецов, как это произошло в Оклахоме. Если оставшиеся эмбрионы кажутся жизнеспособными, мы их замораживаем.

— А что происходит с остальными?

— Они выбраковываются, — отвечает врач.

— Каким образом?

— Поскольку они являются медицинским браком, их кремируют.

— Что произошло во время последней процедуры ЭКО с Зои Бакстер?

Доктор Фуршетт надевает на нос очки.

— Она забеременела, когда ей было сорок лет, и доносила плод до двадцати восьми недель. Ребенок родился мертвым.

— После последнего цикла остались эмбрионы?

— Да, три. Они заморожены.

— Где сейчас эти эмбрионы?

— У меня в клинике, — отвечает врач.

— Их можно использовать?

— Мы это не узнаем, пока не разморозим их, — отвечает она. — Должны быть жизнеспособны.

— После последней процедуры ЭКО, — спрашивает Анжела, — когда вы видели Зои последний раз?

— Она пришла в клинику с просьбой воспользоваться оставшимися эмбрионами. Я объяснила ей, что, согласно нашей политике, мы не можем отдать ей эмбрионы, пока ее бывший супруг письменно от них не откажется.

— Благодарю, вопросов больше не имею, — говорит Анжела.

Уэйд Престон постукивает пальцем по столу истца, изучая врача, прежде чем вступить в схватку.

— Доктор Фуршетт, — наконец произносит он, — вы сказали, что нежизнеспособные эмбрионы выбраковываются. Их кремируют?

— Верно.

— Кремируют означает «сжигают», не так ли?

— Да.

— На самом деле, — встает он с места, — так мы иногда поступаем с умершими. Кремируем их. Правильно?