Альфред Дёблин - Горы моря и гиганты

Это уже были не корабли. Это были горы с лугами. И они, эти корабли-луга, жужжали. Жужжали на том же высоком тоне, какой исходил от турмалиновых полотнищ, когда эскадрильи летателей вынимали их из исландского огненного моря. Сквозь хлопанье крыльев карканье щебетание пробивался производящий жуткое впечатление звонкий равномерный звук — что-то наподобие того тихого и мягкого гула, какой производит пар, вырывающийся из жерла турбины.

Страну, которую участники морской экспедиции искали между тридцатым и сороковым градусами западной долготы, они, собственно, не могли увидеть. Ее окружал мощный ледовый барьер. Оттуда, где она находилась, веяло резким холодом и прибывали все новые глыбы белого льда. Светлый стекловидный лед двигался по поверхности океана в виде блоков глыб гор. Чем ближе подходили эскадры к восточному и западному побережьям гренландского континента, тем более высокие ледяные горы приходилось им огибать. От берегов, которых моряки не видели, отплывали белые и голубоватые массы. Ледяные глыбы, с горбами и зазубринами, перемещались, подгоняемые северным ветром; крутились, хрустели и трещали при столкновениях, наползали одна на другую, переворачивались под непосильным грузом, покачивались на открытой воде. Ледяные башни с зубчатыми стенами сближались, соединялись в многоярусные конструкции. Ночами они мерцали. Вода, из которой они возникли, обрызгивала их и ручейками стекала вниз. Или обрушивалась на них шквальными волнами, прогрызала в них щели. Сумеречными ночами льдины напоминали сказочные замки, с балконов которых свисают — стеклянно позвякивая — сосульки длиной с человеческую руку; но эти хрупкие балконы и галереи могли в любой момент обвалиться.

Участники экспедиции искали Гренландию. Но уже и теперь, продвигаясь вслед за ледоколами, взрывавшими или таранившими льдины, они находились во владениях этой земли: льдины были предвестницами глетчеров. Как щедрая старая яблоня, которая год за годом приносит плоды, а они вновь и вновь рождаются (все на той же почве, от того же ствола, той же сущности), — такой была Гренландия, раскинувшаяся по ту сторону ледяного барьера, в сумеречном пространстве: беременная, с окружностью талии в миллионы метров, на черной простыне моря; эта земля обрастала льдом и не стряхивала его. Просто ледовые массы рождались в таком изобилии, что, само собой, постепенно соскальзывали в воду.

На востоке за широким ледовым барьером показался наконец берег: что-то вроде не-окультуренного альпийского пейзажа. Темное водяное зеркало фьордов, черные вершины гор. Все уступы покрыты глетчерами, уходящими и вниз, вглубь ущелий. Над гребнями — подвижные ледяные пирамиды. Долины-борозды заполнены белыми обломками. В бухту Гаал-Ханикас, на семьдесят четвертом градусе широты, зашла одна эскадра: пытаясь спастись от тех турмалиновых судов, которые она эскортировала. Моряков эскадры преследовало чувство, что от этих фрахтеров им нужно бежать. Что нужно, чего бы это ни стоило, избавиться от турмалиновых полотнищ. Остров Клаверинг [78] Остров у восточного побережья Гренландии. лежал в этой бухте — гористый и покрытый глетчерами, как и сама Гренландия. В скалистый берег острова моряки (плохо соображая, что делают) вмонтировали высокие легкие металлические столбы. А на утесах в мелких прибрежных водах установили растяжки. На столбы и растяжки они сбросили кристаллические полотнища; сами же фрахтеры, освободив от груза, тотчас сожгли. Уподобившись убийце, который, увидев на своих руках кровь, не придумал бы ничего лучшего, как отрубить испачканные кровью пальцы. Под полотнищами моряки, снедаемые лихорадочным нетерпением, разложили пластины — накопители электроэнергии; и опрометчиво отделили несколько проводов от большого кабеля, который эскадры тащили за собой. В одну из ночей ток был подведен к пластинам. Изоляционное покрытие полотнищ тотчас расплавилось. Результат — бело-красная вспышка. Громыхание, всколыхнувшее землю. Остров выбросил кверху белые облака: дым, подсвеченный снизу красным; дико и непрерывно фонтанирующий. Конструкция, которая поддерживала полотнища, рухнула: столбы и растяжки расплавились. Полотнища в беспорядке свалились на глетчер, стали въедаться в него. Глетчер не выдержал, покрылся трещинами, полотнища проваливались в образовавшиеся ущелья. Глетчер обрушился на полотнища; лед начал испаряться. Но тут и две горные вершины качнулись к полотнищам, порванным раскаленными кусками глетчера. И когда они, среди облаков дыма, накренились над горящими гудящими кристаллами, когда, устремившись вперед, приникли к ним, как борец на арене приникает к груди поверженного противника, — тогда кристаллы наконец взорвались и перестали гудеть. Горные массы заскользили-задвигались, словно под ними было живое существо. Они давили похрустывающие обрывки полотнищ, перекатывались, наползали друг на друга, соединялись. С треском взламывались — там, где погребли под собой потухшие полотнища; после чего проломы, будто фабричные трубы, начинали изрыгать дым. Много часов потом над островом колыхались белые и черные дымовые столбы — как струи фонтана, высоко взлетающие и опадающие. Корабли вместе с потерявшими сознание людьми ударная волна отшвырнула через всю бухту; некоторые разбились об утесы, другие затонули, стиснутые глыбами льда.

Похоже, в то время паника распространилась на все эскадры. Несмотря на трагический исход эпизода в бухте Гаал-Ханикас, на очень многих судах осуществлялись подобного рода самовольные действия. По сообщениям, доходившим до руководителей экспедиции, какие-то корабли поворачивали обратно, команды других высаживались на материк и с помощью взрывов пытались продвинуться вперед. Де Барруш Кюлин Волластон сохраняли каменную непреклонность; и регулярно посещали те корабли, команды которых особенно нуждались в поддержке. В таких поездках их обычно сопровождали женщины, которые уговаривали-завораживали сбитых с толку матросов, взывали к их человеческому достоинству: «Вспомните о Мюватне, о Хердубрейде. Вспомните, сколь многого вы уже добились и какие трудности преодолели, что лежит у вас за плечами. Мы не сдадимся. Никто из нас не сдастся. Мы не погибнем. Только не забывайте, кто вы». Задыхающиеся от возбуждения люди, стиснув зубы, овладевали собой. Но продолжалось это ужасное безвременье до тех пор, пока не прибыли корабли с маслянистыми облаками.

НА ЕВРОПЕЙСКОМ сборном пункте эскадр, близ Шетландских и Фарерских островов, родилась мысль, благодаря которой только и стало возможным продолжение экспедиции и применение турмалиновых полотнищ. Здесь на технических судах, в их лабораториях, работали люди, вдохновлявшиеся идеями Анжелы Кастель из Бранденбурга, изобретательницы тучегона. Она когда-то первой начала производить очень медленно движущиеся облака, которые обволакивали и парализовывали воинские части противника. Эти тяжелые черно-фиолетовые массы дыма, изобретенного Кастель, не обладали вязкостью; уже через короткое время они растекались, были неустойчивыми; Кастель очень старалась — но безуспешно — сделать облачные массы настолько компактными, чтобы они не только обволакивали, но одновременно и удушали застигнутого врасплох противника. Так вот, как раз в те недели, когда западные физики биологи химики впали в прострацию под влиянием трагических событий, происшедших в Исландии, и тревожных известий о состоянии тамошнего флота, идея использования инертного дыма была продвинута далеко вперед лондонским ученым Холихедом, который вскоре после своего открытия таинственным образом исчез. Руководствуясь чисто личными мотивами, он изобрел особую смесь, которая перемещалась в воздухе наподобие газа, но представляла собой очень вязкую студенистую массу, наполняла пространство специфическим напряжением и сама постоянно оставалась на определенной высоте: то есть была чем-то средним между газом и жидкостью.