Альфред Дёблин - Горы моря и гиганты

Над просторными землями, присоединенными к Берлинскому градшафту, Мардук летал вместе с Анжелелли. Они видели вновь перешедшие в наступление огнеметы Люнебургской пустоши, языки огня над Целле, разлившуюся Эльбу в районе, занятом предательницей Анжелой Кастель; видели рассеянные по стране, отчасти уже распавшиеся орды грабителей; крестьян, обороняющихся от соседей. В Ганновере их настигли тревожные известия: объявленная вне закона Кастель готовится к наступлению на Берлин, ее негласно поддерживают гамбуржцы и англичане. Посланница от нее прибыла в Ганновер, чтобы повидаться с Мардуком: в коротком письме Кастель предлагала консулу сложить оружие и покинуть пределы страны — она, мол, не единственная его противница в Бранденбургском градшафте. Это Мардук и сам знал. Но не придавал этому значения. Он, как и Анжелелли, его черный молчаливый спутник, испытывал потрясение всякий раз, когда видел укрытую снегом землю, участки, уже распаханные под поля, людей, роющих колодцы, разрушенные дома и фабрики, а дальше, за границами этой немой непокорной земли, — гигантские западные градшафты, огнеметы в Люнебургской пустоши, разлившуюся близ Лауэнбурга Эльбу. Консула будто пронзала молния, когда он видел такое. Молния боли и счастья: вот они, результаты его трудов!

— Анжелелли, ты знаешь эту Кастель. Самонадеянная баба, которая хочет лишь одного: навязать нам женское господство. До земли ей дела нет. В земле она ничего не смыслит. И в этом плане даже хуже лондонцев, которые хоть что-то кумекают. Но когда Кастель н и ради чего, только ради собственных дурацких амбиций, рискует тем, что будет уничтожена мною или другими, я будто бы должен из щепетильности воздержаться от последнего удара. Ты вот, Лучио Анжелелли, постыдился бы нанести ей удар?

Тот откинул голову, лицо его стало жестким:

— Нет, Мардук.

Мардук взмахнул руками:

— Я тоже не постыжусь!

Часть охранников консула полетела следом за ним в Ганновер. Когда Мардук отдавал распоряжение, чтобы они приземлились в западном пригороде, ему доложили о приходе Ионатана. В задымленном — обогреваемом углем — помещении наполовину сожженной фабрики консул спокойно и серьезно взглянул на своего побледневшего визави.

— Мардук, я три дня тебя искал. Рад, что мы наконец встретились.

— Я тоже, Ионатан.

— Ты спросишь, чего я хочу.

— Нет, не спрошу. Главное, ты пришел ко мне.

— Я, Мардук, ничего от тебя не хочу. Я и раньше ничего не хотел, а теперь и подавно. Я хочу лишь тебя предостеречь. — Ионатан левой рукой заслонил глаза.

Мардук:

— У меня уже была посланница от Кастель.

Бледный забормотал:

— Может, и была. Но на тебя, похоже, это не произвело впечатления. Уезжай из страны!

— Ты тоже принадлежишь к оборотням ?

Собеседник консула вздрогнул, потом совладал с собой, расправил плечи:

— Да.

Руки Мардука бессильно повисли. Глаза закрылись. Он, казалось, заснул стоя. А очнувшись увидел, что Ионатан еще здесь. Этот человек, когда-то составлявший все его счастье, даже навязчиво придвинулся ближе. Мардук качнул головой:

— То, что ты говоришь, для меня не новость, Ионатан. Или ты хочешь сказать, что мне следует опасаться тебя ?

— Я знаю, меня ты не боишься.

— Нет, не боюсь.

— Я просто предупреждаю: уезжай из страны.

Мардук схватил младшего за грудки:

— И это ты предлагаешь мне ? Таким жалким я тебе представляюсь? Настолько чужим ты мне стал?

— Я должен тебя предупредить.

Мардук выдохнул, будто внезапно лишившись сил:

— Обычный оборотень. Зря я тратил слова. Кастель наглая. А уж этот… Не хочу даже называть его имя.

— Мардук, я не чувствую к тебе ненависти.

— Нет? Ты просто используешь против меня оружие? Что же, желаю успехов… Ионатан. Всего хорошего! Тебе! От всего сердца желаю.

— Мне не нужны твои пожелания. Не за тем я пришел. Я предупреждаю тебя, Мардук! Нас много.

Мардук, мрачно:

— Оставь меня. Не говори со мной больше. Когда ты говоришь, я себя презираю.

— Мардук!

— Прочь, прочь! Меня трясет. От того, что ты явился мне на глаза! Что посмел явиться. И для чего? Не для того же, чтобы спасти меня от смерти. У тебя есть возлюбленная. Ступай к ней.

— Послушай, Мардук: сперва ты убил мою мать, но я все равно последовал за тобой… А потом мне пришлось от тебя уйти. Сейчас я тебя предостерегаю. Не надо меня оскорблять.

— Надеюсь, ты не затем пришел, чтобы рассказывать мне о матери? Потому что, Ионатан, это только покажет всю безнадежность твоего жалкого положения. Именно ради матери тебе следовало бы молчать. О ней тебе сказать нечего. Я знаю, она соединила тебя со мной. Сейчас она — против тебя!

Ионатан схватился за горло, застонал, будто его кто-то душил, глаза у него вылезли из орбит:

— Не говори больше ничего, Мардук.

— Не буду. Почему ты мучаешь меня? Почему не уходишь?

— Мне трудно было прийти сюда, Мардук. Я принуждал себя и пришел с чувством стыда. Из-за тебя — и непосредственно от тебя — я когда-то принял безмерные страдания. Ты это знаешь. Но я привязан к тебе. Я не могу тебя просто бросить. Ах, я предупреждаю. Чтобы ты не погиб, не погиб при моем попустительстве. Я прошу, умоляю. Умоляю прислушаться к моим словам. Я умоляю. Умоляю, Мардук!

Тот повернулся к нему спиной.

— Так ты уедешь из страны, Мардук?

Лучио Анжелелли встал рядом с консулом.

— Ты последуешь моему совету, Мардук? Ответь.

Сверкающий взгляд консула встретился с взглядом капитана.

Тот обхватил Ионатана сзади и потащил — плачущего и отбивающегося — к двери, затем вышвырнул на лестницу. Подскочивший солдат оглушил упавшего прикладом. Мардук, сам вышедший на крыльцо, неодобрительно качнул головой, и солдат мгновенно исчез.

Когда на следующий день консул обходил посты, его опять околдовали заснеженные поля. На руины падала нескончаемая снежная крупа. Снег, белый, гнездами повисал на выступах и карнизах стен; выгибался, образуя балкон, стекал вниз по ступеням; подмалевывал широкими легкими мазками остатки стен, лестницы, землю. Снежинки рассеивались с серого неба. Покрывая деревья дома дороги. И чем-то трогая Мардука, который в черном кожаном пальто шагал рядом с капитаном, ступая все тяжелее и тяжелее.

— Вопрос, Анжелелли, вот в чем: хотим ли мы, дожидаясь более благоприятного момента, пока что показать себя трусами, или уже сейчас будем твердо стоять на своем. Я не требую от тебя немедленного ответа. Но сам не расположен ждать. Предпочитаю начать действовать прямо здесь и сейчас.

— Каждый клочок этой земли им придется выдирать у нас из зубов.

Анжелелли распорядился, чтобы в орде провели торжественный обряд, заимствованный у англичан и напоминающий индейский шаманский танец. Он выбрал тридцать самых сильных воинов; они должны были обходить близлежащую гору, пока не свалятся в полном изнеможении. Два дня и две ночи эти избранники кружили вокруг горы, без еды и питья; большая часть отряда расположилась вдоль их пути; наблюдающие молчали, а иногда запевали песню. По решению начальников действо должно было продолжаться два дня и две ночи. И ни один из выбранных тридцати человек — которые под конец еле-еле тащились, шатаясь и едва переставляя ноги, смотрели вперед, набычившись, но, тем не менее, сами запорошенные снегом, все-таки продвигались вперед по заснеженной поверхности, — ни один из них не сдался к тому моменту, когда в последний раз оглушительно взревели трубы и загремела приветственная мужская песня.