Денис Гуцко - Бета-самец

— Выпьешь чего-нибудь? — предложил Литвинов-старший вместо приветствия.

— Спасибо, Степан Карпович, чуть позже.

— Что так?

— Я бы кофейку.

— Ааа… Cafe, cognac, cigare ? Блюдешь? Ну-ну.

Он несколько раз отрывисто нажал на кнопку рации.

— Слушаю, — откликнулась рация.

— Нам бы кофе.

— Большую чашку черного, — подсказал Топилин.

— Большую чашку черного, — повторил Литвинов-старший.

— Большая чашка черного, — согласилась рация. — Это всё, Степан Карпович?

— Пока всё.

Топилин поискал глазами, куда присесть.

— Да садись, — Степан Карпович похлопал по скамье.

Топилин сел на свободный край.

Солнце клонилось к западным холмам, от реки наползал сырой холодок. Издалека помахав рукой Топилину, Оксана не спеша отправилась с детьми к гостинице.

— Как же так вышло, Саша? — вздохнул Степан Карпович, переходя к делу. — На трассе.

Пожав плечами, Топилин ответил:

— Выскочил под колеса. Невозможно было среагировать.

Ждал, конечно, что и Степан Карпович вслед за Еленой Витальевной примется расспрашивать его лично, с глазу на глаз, как все случилось. Подготовился. Знают ведь наперед, что он скажет. Но словно обязательную церемонию исполняют — непременно спросить у него: «Как все вышло? Антон виноват?»

— Антон не пьяный был, нет? — продолжил Степан Карпович.

— Ни грамма.

— Так он же тебе машину эту продал в тот день. Не обмывали с ним, нет?

— Нет.

— А то люди разное болтают.

— Зря. Антон, кстати, тест после ДТП проходил.

— Ну… тест, — теперь министр Литвинов пожал плечами.

— Нет, Степан Карпович, тест реальный. Точно. Без дураков.

— Ладно, что ж… На месте Антона любой мог оказаться.

— Да.

— Антон говорит, ты ему помогаешь дело уладить? Вдова там осталась… Нужно ей помочь, это правильно, — одобрил Степан Карпович. — Нужно.

Принесли кофе, Топилин выпил его не спеша, любуясь закатом под рассуждения министра Литвинова о том, построят ли когда-нибудь в Любореченске метро.

Подъехал Антон с Еленой Витальевной.

— Подай руку, Тоша.

— Сейчас, мам, секунду.

Елена Витальевна, с укладкой по случаю возвращения мужа, на шпильках и в новом шарфике поверх легкого светло-серого плаща, подошла к мужчинам, расположившимся на дубовой скамье. Степан Карпович поднялся ей навстречу, придерживая на весу плед. Супруги молча обнялись. Поднялся и Топилин, уступая место Елене Витальевне.

— Здравствуй, Саша, — поздоровалась она печально.

— Здравствуйте, Елена Витальевна. Как ваша невралгия?

— Спасибо, Саша, полегче.

Здороваясь с Топилиным за руку, Антон немного оттер его боком в сторонку.

— Чего она тянет? — спросил нервным шепотом. — Не хочет?

— Обдумывает, — ответил Топилин. — Не нужно торопить.

— То завтра, то послезавтра, — проворчал Антон. — Больше ждать не могу. Мне уехать нужно.

— Уехать? — удивился Топилин. — Сейчас?

— Позже обсудим.

Елена Витальевна вздохнула.

— Такая неприятность, Стёпа. Я прямо места себе не нахожу.

Степан Карпович молча дотянулся до бокала, глотнул коньяк, словно приглашая жену выговориться.

— А в городе, Степ, знаешь как говорить станут… Никому же не интересно, как на самом деле было. Публика у нас какая… Скажут: еще один гонял как сумасшедший, человека сбил ни за что, — всплеснула она руками. — Сколько раз ему говорила, езди осторожно, езди осторожно. И вот.

— Да, Лена. Ни добавить, ни убавить.

Насколько сумел разобраться Топилин, к своей супруге Литвинов-старший относился тепло, но иронично. И приласкать успеет, и подколоть.

— Ох, Степ, — Елена Витальевна пожала его запястье. — Ты не представляешь… Так меня эта история измучила, сил нет.

— Антон вроде не виноват, — сказал Степан Карпович. — Вон и Саша говорит. И гаишники, кстати.

— Ох, матерь божья… Не виноват… Но как же неприятно все это, Степа! Все равно. Как тяжело!

Антон показал глазами: пойдем, уже можно. Они двинулись мимо гостиницы к березовой посадке. Под ноги им бросились длинные синие тени, шагавшие будто на ходулях — отвесно вверх-вниз.

— Коньяка тебе заказать? — предложил Степан Карпович жене. — Вина? Джина? Что будешь, говори.

— Коньяка, наверное… И ведь молодой был этот… который… Тридцать семь всего. Ребенок остался, мальчик. Я уж думала, если б совсем сиротой остался, мы б его тогда усыновили.

— Это само собой.

— Антон решил им квартиру подарить. Знаешь?

— Угу.

— Степ, знаешь, пусть лучше вина принесут. Красного.

В березах шумно и вертляво хлопотала сорока.

— Документы на квартиру я в твой сейф положил, — сказал Антон, когда стихли голоса родителей.

— Хорошо.

— Всё на мази, Саша. Вопрос только в ней. Чего она тянет?

— Обдумывает.

— Что тут обдумывать? Да — да, нет — нет!

Они подошли достаточно близко к березам, чтобы разглядеть причину сорочьего переполоха: на земле сидела белка и грызла кукурузный кочан.

Не доходя до берез, Антон остановился.

— Очень меня выручаешь, Саша. Спасибо тебе.

— Да ладно.

— Не скажи. Одно дело партнер. Другое дело в такой вот ситуации не скурвиться, плечо подставить.

Солнце висело над окраинными высотками, окна чешуйчато сверкали, превращая цепочки домов в гребенки рептилий — туповерхие, раскрасневшиеся от притока крови.

Нельзя думать про Анну. Только не здесь.

От ворот в сопровождении охранника шла женщина в длинной юбке, в платке. Охранник указал ей на Антона и, развернувшись, возвратился обратно.

— Это ко мне, — сказал Антон. — Только собирался сказать. Я в субботу уеду, — помолчал, глядя на приближающуюся гостью.

Против света ее сложно было разглядеть. Только силуэт — узкий, прямой.

— В Озерцы поеду. При монастыре поживу Свято-Успенском. Исповедуюсь, поговорю со старцами. На недельку. Пожертвование сделаю. В общем, поеду. Так надо. Здесь всё тебе можно доверить, — он уже отвлекся на подходившую к ним женщину. — Я сейчас, минутку.

Сделал несколько шагов ей навстречу.

Посверкивал бритый череп. Простенький платок светлел матовой каплей.

— Батюшка велел билеты вам отдать.

— Отлично.

— Это вот на поезд. На вокзале, как выйдете, ищите человека с табличкой «Паломник». Не пропустите. Телефон водителя мобильный вот, на листке. Вы просили, чтобы вас проконсультировали, как там себя вести.

— Хотелось бы. В общих чертах. А то, знаете, чтобы маху не дать.

Предзакатное марево, склоненные друг к другу головы, неспешные руки передают и принимают.

Топилин зашел за гостиницу, уселся там в одной из беседок.

Здесь нельзя думать про Анну. Здесь — нельзя.

Из-за усеянного ягодами куста шиповника появилась Маша, подошла к беседке. Она скучала. То ли с братом опять поссорилась, то ли захандрила перед сном. Села рядом. Посидели, глядя через реку, на лохматую рощицу.