Кристофер Бакли - Они ведь едят щенков, правда?

— Милый мой, — сказала Энджел, — такое ощущение, будто вы читаете текст по шпаргалке. Ладно, тогда послушайте мамочку. Вот Фа. Он источает гармонию. Лучится улыбками. Похож на зубного врача. Его можно представить себе среди внуков, которых он качает на коленях. Ну, так как же нам выступать с заявлениями о том, что Китай — это наш Враг Народа Номер Один, — если глава Китая держится так, будто он все время под кайфом от экстази? Он же рта не может раскрыть, чтобы оттуда не вылетело какой-нибудь гармонии , или взаимопонимания , или панглобализма , или взаимосвязанности и тому подобной дряни. Но если генерал Хань — который и выглядит, и разговаривает, как сегодняшняя реинкарнация Чингисхана, только на сей раз он Еще-Менее-Добродушный-Хан, — и Ло, глядя на которого легко вообразить, как перед уходом на работу он истязает щенков, — если эти двое сумеют вытолкать Фа за дверь, то тут-то американцы и увидят настоящее лицо Китая. Точнее, клыкастую морду. И перепугаются до поросячьего визга. — Энджел улыбнулась. — И тогда работать нам станет гораздо легче. Есть еще вопросы? — Она сверилась с часами. — Боже, да я опаздываю.

— Я вроде бы все понял. Мы ведь не хотим настоящей войны с Китаем? Или хотим?

— Ну, — улыбнулась Энджел, — я не уверена, что тут вы угадали.

— Энджел!

— Ну, успокойтесь. Конечно, речь не идет о полномасштабной войне. Но я была бы не против небольшой военно-морской стычки в Тайваньском проливе или небольшой мобилизации вдоль границы. Ну, или чтобы самолеты чуть-чуть позадевали друг друга крыльями в спорном воздушном пространстве. Нет, против этого я ничего не имею. Подобные моменты обычно многое помогают прояснить.

Жук изумленно смотрел на нее.

— Дорогой мой, — проговорила Энджел и взъерошила Жуку волосы. — Иногда мне кажется, что, разыгрывая тупость, вы просто пытаетесь флиртовать со мной. Хорошо, допустим, вы в самом деле тупы, но разве вы не видите? Поставленная цель гораздо шире. Если наша страна — величайшая страна в мире, величайшая во всей мировой истории — намерена оставаться сильной, то нам необходимо отлучить себя от этой здоровенной желтой сиськи!

— От какой еще сиськи?

— От Центрального банка Китая. Вот от какой сиськи. Но, поскольку мы никак не можем собрать в кулак свою волю, то продолжаем сосать из нее молоко и влезать в долги. В долги, которые потом передадим по наследству нашим детям. У вас нет детей, потому что — извините за прямоту — деторождение может помешать миссис Макинтайр серьезно заниматься выездкой. А вот я — мать. И когда-нибудь, если все и дальше будет продолжаться в том же духе, мой сынок Барри подойдет к банкомату, а банкомат спросит у него: «Хотите продолжить на мандаринском или на кантонском?» Я не допущу этого. Эта страна должна наконец поглядеть на Китай трезвыми глазами — пускай даже мне придется для этого перебить всю посуду в шкафу!

Она встала, и тут ее мини-юбка задралась чересчур высоко. Она вспыхнула, неожиданно сделавшись похожей на девчонку, и одернула подол.

— Ай-ай-яй, непорядок с гардеробом!

И в ту же секунду в «Военную комнату» вошли ее телохранители — Бёрка и двое новых парней.

— Знаю, — сказала она. — Я просто катастрофически опаздываю.

Из-за того, что Энджел стала все чаще показываться на телевидении, в ее адрес поступало все больше угроз физической расправы. В свите ее охранников появилось два новых клеврета: неулыбчивые, коротко стриженные амбалы в темных очках, с наушниками и в объемных ребристых жилетах. При ходьбе внутри у них что-то позвякивало.

— «Дельта», — пояснила она Жуку. — Дорогущие. Но это как раз тот случай, когда экономить неразумно.

— Да уж, — сказал Жук. — Как, по-вашему, они могут зайти к нам как-нибудь вечерком поиграть в шарады и выпить по чашке шоколада?

Жук, напротив, старался светиться на публике как можно меньше. Куда бы это годилось, если бы якобы «бывшего» главного лоббиста «Гроуппинг-Спранта» разоблачили как подельника Энджел по разжиганию антикитайских настроений? Ведь «Пантихоокеанские решения» существовали только на бумаге. Любой репортер-ищейка, даже только что окончивший журфак, в одну наносекунду сделал бы правильные выводы.

Была и еще одна, гораздо более веская причина, по которой Жук старался держаться тише воды ниже травы. Его домашние дела и без того были не ахти какие — не хватало еще, чтобы Минди вдруг узнала, что ее муженек целыми днями строит козни против страны, где должны состояться Международные конноспортивные состязания — Кубок Тан! Во имя высоконравственной цели — получить в Конгрессе «добро» на покупку какой-то загадочной системы вооружения.

Однако держаться тише воды ниже травы становилось все труднее. Теперь Далай-лама находился на американской земле, в Кливленде, и стал героем последних новостей. Через несколько часов весь мир должен был узнать, что у него подтвердился смертельный диагноз. А поскольку Энджел оставалась в авангарде, она и вызывала у СМИ острый интерес. Тротуар перед Институтом постоянных конфликтов превратился в бивак для караванов со спутниковыми тарелками и репортеров с камерами наготове. Жук вынужден был прокрадываться в ИПК через подвальный этаж. Пожалуй, скоро ему придется проникать внутрь и возвращаться оттуда тайком, да еще переодетым разносчиком пиццы. Хоть все это и будоражило воображение Жука, в душе он негодовал на постыдные условия — входить в здание через черный ход, находившийся поблизости от мусорных контейнеров, откуда воняло помоями. Он утешал себя мыслью, что все это — отличная пища для его романа, который продвигался семимильными шагами.

День был по-настоящему изматывающим. Фа так устал, что не в силах был дожидаться сообщения, и удалился в спальню в одиннадцать часов. Ган должен был разбудить его.

Он мгновенно уснул, как только голова его коснулась подушки. Уснул — но отнюдь не здоровым крепким сном: из синаптической щели опять выплыло мрачное наваждение.

И снова он — Прохладная Прозрачность — в жарком поту метался в постели, глядя на дымящуюся миску с пельменями, откуда на него смотрело причудливое и вместе с тем отчетливо узнаваемое лицо блаженной памяти отца, покойного Фа Ван Гуозея.

Президент КНР пробудился с тяжелым хрипом. Мадам Фа сейчас не было дома, она отправилась в Шэньчжэнь открывать новый родильный дом в рамках очередной пропагандистской кампании — требовалось как-то уравновесить недавнюю злополучную шумиху, поднятую из-за того, что на китайских помойках обнаружили множество мертвых новорожденных девочек.

Фа чувствовал, как сильно колотится у него сердце. Рукавом пижамы он вытер с лица пот, из термоса, стоявшего на прикроватном столике, налил стакан воды со льдом и выпил залпом.