Сесилия Ахерн - Девушка в зеркале

— А там что? — спросила Сара.

Лила резко остановилась:

— Ох! — Она перегнулась через перила поглядеть, нет ли поблизости Эллы. Они услышали, как та звякает на кухне посудой. — Мне туда не разрешают ходить, но я тебе покажу.

— Да ладно. Я не хочу туда, раз тебе не разрешают. — Сара поскорей дала задний ход.

— Покажу-покажу, — улыбнулась Лила. — Там вообще-то нет ничего особенного. Просто запасная комната.

— Почему же тебе туда нельзя?

Лила пожала плечами:

— Не знаю, никогда не спрашивала почему, но я уже сто раз там была.

Она встала на цыпочки и достала ключ, спрятанный на притолоке, вставила в замочную скважину и повернула на два оборота. У Сары бешено колотилось сердце, она испуганно озиралась, каждую секунду ожидая, что позади них появится Элла, хоть они и слышали, как она возится внизу на кухне.

— Нет, Лила, не надо! Я не хочу, чтоб были неприятности.

— И не будет, — шепнула Лила.

Она толкнула дверь, и Сара замерла, уверенная, что сейчас из комнаты что-нибудь на них набросится, но нет, не набросилось. Ничего не случилось. Обычная скучная комната. Широкая кровать с кремовым покрывалом, с двух сторон тумбочки, камин. Но главным предметом здесь, безусловно, было зеркало — большое, во весь рост, отдельно стоящее зеркало, полностью задрапированное черной тканью.

Сара сглотнула. В нем было что-то подавляющее, оно подчиняло себе всю комнату.

— Давай зайдем, — шепотом предложила Лила.

— Нет! — Сара потянула ее назад. Она старалась скрыть обуревающий ее ужас и даже попыталась улыбнуться, но не смогла: так сильно дрожали губы. — Хочу увидеть те замечательные пирожные, про которые ты рассказывала.

Лила радостно вспыхнула — она совсем про них забыла. Заперла дверь, и они побежали вниз, пронеслись мимо десятка разных комнат и добрались до зимнего сада. Лила с гордостью продемонстрировала стол с угощением. Она не обманывала. Стол буквально ломился: пирожные, бисквиты, лепешки и пироги — все домашнего приготовления, так что, видимо, ни одна кастрюля и сковорода в доме не остались незадей-ствованными. Фрукты красиво уложены в вазах, а в маленьких розетках, расставленных там и сям, — желе, варенье, взбитые сливки и муссы. Кувшины с соком и лимонадом — тоже наверняка домашними. А вокруг всего этого великолепия стеной встали растения, готовые перейти в наступление и захватить его. Деревья тянули загребущие ветки, каждый сучок — как коготь, сейчас что-нибудь сцапает. Цветы с яркими головками алчно разевали рты, источая злой, враждебный аромат, следили за Сарой, за всеми ними, выжидали, когда что-то произойдет. Что уж выпалывала Элла в этом саду, Сара уразуметь не могла. Она не понимала, как ей выбраться отсюда, как не пропасть здесь навсегда.

— Ну? Что скажешь? — спросила Лила.

Элла стояла у стола, палка у нее в руке воткнулась в трещину между керамическими, цвета терракоты, плитками на полу.

В этой комнате Сарин голосок прозвучал со-всем-совсем тоненько:

— Я бы хотела поехать сейчас домой.

— Что? — поразилась Лила. — Почему?

Сара ничего ей не ответила и смотрела

на Эллу.

— Я бы хотела, если можно, поехать домой, сейчас, — очень вежливо повторила она.

— Я позвоню твоей маме, — невозмутимо отозвалась Элла, словно именно этого и ожидала.

— Но почему? — Лила переводила взгляд с Эллы на Сару, охваченная подозрением, что они обе что-то знают, а ей не говорят. — Ты заболела? Не любишь пирожные? Но ты можешь не есть их.

— Погоди, Лила, — мягко остановила ее Элла, — не наседай на Сару. — Я полагаю, ты хочешь подождать маму у ворот?

Ворота. Они по-прежнему слегка открыты, там есть маленький просвет. Сара так мечтала поскорее протиснуться в него.

Она кивнула, потом вспомнила про хорошие манеры:

— Да, большое спасибо.

Лила с Сарой сидели рядышком на ограде, болтали ногами, так что каблуки ударяли по растрескавшейся кирпичной кладке, и молчали. До тех пор, пока не показалась машина Сариной мамы.

— Спасибо, что пригласила меня, — вежливо произнесла Сара, ощутив себя свободной.

— Да не за что. Ты у нас так мало побыла. Я не успела даже показать тебе свое секретное место на заднем дворе.

Сара поежилась. Спрыгнула со стены, когда машина притормозила рядом с ними, и ласково обняла Лилу.

— Летом еще увидимся? — спросила Лила.

Сара кивнула.

Но летом они не увиделись.

Сара помахала подруге с переднего сиденья, стараясь не оборачиваться на дом. Оборачиваться — плохая примета, она об этом помнила.

— Что случилось, солнышко, вы поругались? — спросила ее мать.

Сара потрясла головой.

— Ты плохо себя чувствуешь?

Она снова потрясла головой.

Мать протянула руку и потрогала ей лоб:

— Вроде негорячий.

— Нет.

— Так что же все-таки случилось? — настойчиво повторила мать.

Сара поняла, что придется объяснить, иначе мама ни за что не отстанет. Да еще и отца подошлет к ней в комнату, когда тот вернется с работы, чтобы задавал окольные вопросы с тайной подоплекой, которая всегда была Саре совершенно очевидна, хотя родители почему-то считали, что она не подозревает об их истинном смысле.

Пришлось сказать.

— Все зеркала у них закрыты черными покрывалами. Все до единого, в каждой комнате. Все — только черными.

Мать помолчала. Задумалась.

— Они декоративные?

Сара потрясла головой:

— Лила сказала, что ее бабушка не любит зеркала.

Мать ответила нарочито спокойно, с фальшивой бодрой убежденностью:

— Ну вот, значит, все дело в этом, ее бабушка просто не любит зеркала. У людей бывают разные предубеждения, Сара, одному не нравится одно, другому — другое. Ты поймешь это со временем, когда немножко подрастешь. Порой трудно понять смысл чужого поведения, но тут ничего не попишешь.

— Ас чего бы ей их не любить?

— Возможно, бабушке не нравится ее отражение, солнышко. Так бывает.

— Нет, мама, это не тот случай.

— Почему, детка?

— Потому что ее бабушка слепая. — Сара понизила голос и тихо-тихо, хоть они были уже далеко оттуда, добавила: — У нее вообще нет глаз.

Лила никогда не задумывалась, почему ее Бабэлла не любит зеркала, — она выросла, твердо об этом зная. Точно так же она знала, просто знала, и все, что отцу не надо класть сахар в чай, а мама никогда не садится в кино посредине ряда и в ресторане в центре зала. Она не задавалась вопросом, почему отец не любит сладкий чай и почему мама страдает клаустрофобией в легкой форме, ей достаточно было и того, что это — так.

Все, что Бабэлла когда-либо говорила о своей странности, была загадочная фраза «Такова цена свободы», которую никто не понимал и которая ничего не объясняла. Впрочем, Лила бабушкино отвращение странностью не считала. Ну завешаны они черным — и завешаны. Ну темнее у нее дома в комнатах, чем у других. Лилу не смущало ни это, ни то, что отец пьет чай без сахара, ни то, что маме кажется, будто вокруг нее смыкаются стены, если она садится в центре. И, хотя Сара в панике покинула дом в саду, а потом по школе ходили смутные толки про слепую бабушку, которая боится зеркал и живет одна в огромном доме на скале, Лила могла б до конца жизни ничего не узнать и нимало бы об этом не тревожилась.