Д. Томас - Белый отель

Мне снилась буря, падали деревья
а я меж ними, но пустынный берег
принял меня, бегущую, от страха
едва живую, надо люк открыть
но я не в силах что-то изменить,
спастись я вступила в связь, Профессор, с Вашим сыном,
в вагоне, поезд проезжал туннель,
и в темноте его рука зажата
под юбкой между ляжками, опять
я чувствовала — не могу дышать
Ваш сын отвез меня куда-то в горы
там возле озера увидела я белый
отель, вода была как изумруд
я не могу остановиться вся в огне
из-за того что распахнула бедра, мне
бессилен стыд помочь совсем нет сил
одежду опустить, отбросить пальцы два
а после три в меня вогнал хотя
протер стекло усталый контролер
остановился, бросил взгляд пошел
по длинному вагону мерный ход
его руки во мне наполнил всю
безмерной пустотой желания, и вот
он мне помог ступеньки одолеть,
но спал портье и чтобы отпереть
наш номер, взял ключи, скорей туда, внутрь, внутрь
одежда задрана до пояса, нет времени раздеть,
текла по бедрам влага, небо было
прозрачно-голубым, но к ночи изменило
свой цвет, спустился белый ветер с гор,
покрытых снегом мы здесь провели
неделю, может больше, и ни разу
не покидали спальни здесь Ваш сын,
Профессор, разорвал меня, распотрошил
и я вернулась сломанной возможно даже хуже
чем прежде, Вы сможете помочь способны Вы понять

На следующую ночь сквозь лиственниц плетень,
в окно ворвался ветер острый как кремень,

у летней пагоды сорвало крышу,
взметнулись волны, кто-то утонул,
мы слышали за дверью суету
прислуги и гостей, никто не мог уснуть
но он, Ваш сын, сжимал рукою грудь,
потом взял в рот раздулся мой сосок,
за дверью крики, грохот мы решили
что в море мы на лайнере плывем,
на белоснежном он терзал, терзал соски
хотелось закричать, распухли так они
от губ его и так воспалены,
он брал их в рот, один, потом другой,
раздулись оба, думаю что окна
разбились кое-где, потом пронзил меня
с размаху снова нет, вам не постичь
как девственно чисты здесь звезды, все с кленовый лист,
с гор падали и падали они,
вонзаясь в озеро, а там, поражены,
кричали люди мы с ним нарекли
те звезды Леонидами, засунул
потом свой палец, вслед за членом
вошел он в щель, просторно так во мне
стал двигаться попеременно, и во тьме
тела втащили на берег, слышны
рыданья чьи то, больно — он мне палец
с размаху в зад вогнал, а я ласкала
в щели своей головку медленно ногтем,
раздулась так, что стала новым существом,
во мне таящимся, вдруг молния блеснула
мгновенной белой вспышкой так что гром
разнесся над отелем в темноте,
все поглотившей снова, лишь на водах
мелькали огоньки, саднило у обоих,
бильярдную заполнил вод поток
а он никак не мог пустить в меня свой сок
так сладко, что не сходит краска с щек
рассказывать мне стыдно, но тогда,
Профессор, я не ведала стыда,
хоть плакала, а час спустя сорвался крик,
когда его горячий сок в меня проник,
мы слышали, как хлопали дверьми, вносили
тела утопших, ветер с буйной силой
все бушевал, а мы друг к другу льнули
не разжимали рук когда уже уснули.

Однажды вечером спасли кота, чья черненькая шкура
сливалась с темною листвой, в окно стучащей хмуро
мы, обнаженные, смотрели, как рука
сквозь зелень прорывалась он царапал
спасителя, два дня после потопа
на этом дереве искал он кров,
в тот день мое извергло лоно кровь,
он фотографии показывал, спросила я:
«Что, если дерево омоет красная струя?»
мои слова, Профессор, что с постели
ни разу не вставали мы, не надо понимать
буквально, и когда спасли кота,
спустились мы, чтобы перекусить, просторно меж столами,
здесь можно танцевать, но мне было немного
не по себе, накинула лишь то, в чем встала,
меж ног струился холодок, короткая одежда прикрывала мало,
я слабою рукой его ладонь пыталась оттолкнуть,
сказал, я не могу сдержаться, не могу
тебя не трогать, ты должна мне разрешить,
прошу тебя, прошу, на нас смотрели пары,
и улыбались снисходительно-приветливо а он
лизал лоснящиеся пальцы, сидя за столом,
смотрела, как орудует ножом,
кровавая рука, нависнув над бифштексом
мы побежали к лиственницам, свежий ветер
обдал прохладой, это было так прекрасно, вечер
заканчивался, к нам почти не долетали
оркестра звуки, но напев цыганской скрипки
то нарастал, то замолкал вдали,
той ночью он едва не разорвал мне щелку,
что сжалась из-за месячных, а звезды
над озером огромные сияли, тесно
на небе для луны, но звездопад расчистил место,
они к нам в номер падали, и крышу
беседки-пагоды зажгли, а иногда
мы видели как вспыхивал в вершинах гор
взрыв-огонек, разрушив снежный их убор.