Д. Томас - Белый отель

*«Из истории детского невроза („Человек-волк“)» (1918). Фрау Анна даже не подозревала, как много аспектов в ее собственном случае и в истории болезни упомянутого здесь пациента обнаруживают полное совпадение. Вполне возможно, что однажды она столкнулась с ним на лестнице, задержавшись у меня дольше обычного за обсуждением обстоятельств его болезни.

Несомненно, в позиции «сзади», о которой я говорил выше.

Издана в 1920 г.

Гете. «Ночные песни путника, I» («Ах, к чему вся скорбь и радость! Истомил меня мой путь!» Пер. А. Фета.) Очень подходящая цитата, если вспомнить о том, при каких обстоятельствах было написано это произведение Фрейда. В 1930 г. ему присудили Литературную премию Гете. Искусно составленная речь, в которой выражалась благодарность за высокую оценку (прочитанная во Франкфурте Анной Фрейд) произвела такое впечатление на членов городского Совета, что ему предложили написать статью по психоанализу, которую собирались выпустить в виде подарочного издания ограниченным тиражом в ознаменование двух памятных событий: очередной годовщины смерти Гете в 1832 г. и сорокалетия со дня выхода «Этюдов по истерии» Фрейда и Брейера. Приняв предложение, Фрейд решил составить беллетризованную историю болезни фрау Анны. Члены Комитета сначала положительно восприняли желание Фрейда в качестве приложения к статье напечатать записи пациентки, однако, вникнув в их содержание, по понятным причинам, пришли в смятение. Фрейд отказался разрешить какое-либо купирование текста, за исключением обычной замены неприличных выражений многоточием. Публикацию задержали. С приходом к власти национал-социалистов о ней пришлось забыть. В 1933 г. все работы Фрейда были публично сожжены на костре в Берлине.

Рассказ тети об импульсивном поступке сестры в день свадьбы подействовал на пациентку весьма болезненным образом, она часто возвращалась к нему.

Ее сновидение (см. выше), как кажется, подготавливает пациентку к последующему выявлению травмы. Она оказывается на станции под названием «Будапешт», хотя место «совершенно мертвое». Попутчик предупреждает, что Т-кие в Москве не смогут ее разместить у себя, и придется спать обнаженной в «летней беседке». Сама фрау Анна толкует фразу незнакомца в поезде в том смысле, что, если бы мать действительно приехала в Москву, то наверняка остановилась бы не в гостинице, а у гостеприимных Т-ских.

В основном, дядя — это старший повар. В ее памяти сохранились белая фуражка морского офицера, которую он в шутку одевал, называя себя «старшим помощником» на судне, где отец был «капитаном», а также его невероятный аппетит.

Выделение роли матери, нехарактерное для Фрейда, может быть следствием смерти его собственной матери 12 сентября 1930 года. См. его письмо к Джонсу: «Ее значение в моей жизни невозможно переоценить.… Не чувствую никакой боли или горя, что при желании можно оправдать обстоятельствами, ее весьма преклонным возрастом и избавлением от скорби, которую мы испытывали в последнее время, глядя на ее беспомощное состояние. Вместо этого — чувство освобождения, происхождение которого, кажется, я могу объяснить. Пока она жила, мне не разрешалось умереть, а теперь я могу сделать это. На глубинных уровнях сознания проблема ценности жизни претерпела серьезные изменения».

Годфрид Страсбургский. Тристан.

В оригинале 1931 года после этих строк следует еще один параграф: «Я счел наиболее подходящим для нынешнего юбилея именно этот случай применения психоанализа, где разум и воображение объединили усилия в поисках истины, напоминая нам о союзе сердца и рассудка величайшего гения, которого мы сегодня чествуем. Каким бы беспорядочным, вульгарным и безвкусно-сентиментальным ни казался стиль „дневника“ фрау Анны, полагаю, сам Гете нашел бы здесь больше подлинной чистоты, чем грязи. Он не удивился бы, узнав, что в царстве либидо возвышенное тесно связано с низменным, и в какой-то мере эти категории зависят друг от друга: „Сойти с небес сквозь землю в ад“ Пусть же поэт и психоаналитик, каждый по-своему, рисуют нам и дальше лик человечества во всем его благородстве и нищете страдания».

«Злосчастного еврея», вместо «злосчастной челюсти».

«Песнь песней», пер. И. Дьяконова.