Д. Томас - Белый отель

«А Отец знал?»

«Знал, но никогда не заговаривал об этом. Мы не спали вместе… да, после рождения Юры практически ни разу не занимались любовью. Ну, не в буквальном смысле — естественно! Так, по большим праздникам… Он всегда был страшно занят. Работа, политические интриги, любовница. Его не волновало, чем я занимаюсь, лишь бы соблюдались внешние приличия».

В полдень солнце палило нещадно, и Лиза чувствовала, как на нее накатывает дурнота. Слишком много сил потребовалось, чтобы вынести мамину исповедь. Она предложила присесть в тени скалы, хоть немного спасающей от безжалостных лучей. Они прислонились к горячему камню. Мать озабоченно осведомилась, как себя чувствует дочь. Небольшая слабость из-за жары, ответила Лиза. Может быть, она хочет немного попить? Когда Лиза кивнула, мать расстегнула одежду на груди и обвила дочь руками, привлекая к себе. Первые освежающие капли молока сразу прогнали жар и голова перестала кружиться. Лиза отняла губы, приподнялась и, словно к святыне, прикоснулась к полной белой груди, увенчанной рыжевато-коричневым соском. «Я помню ее!» — тихонько рассмеялась она. Мать улыбнулась в ответ: «Пей сколько хочешь, молока у меня всегда было вдоволь».

«Но как…?» Мать вздохнула: «К нам присылают столько сирот! Кормилиц постоянно не хватает. Каждый приносит пользу по мере сил».

Лиза прильнула к соску, потом к другому, забыв обо всем, кроме спокойной радости насыщения. Ее рука, обвившая талию матери под платьем, нащупала что-то твердое, и она улыбнулась про себя: мама до сих пор носит такую древность, как корсет! Когда она, наконец, утолила жажду, а мать привела себя в порядок, Лиза расстегнула блузу и подставила ей грудь. Мягкие губы сжали сосок, и она почувствовала себя такой счастливой! Поглаживая все еще пышные светлые волосы мамы, она заметила, что завидует ей, и сама хотела бы кормить младенцев. Застегиваясь, густо покраснела, когда мать задала неизбежный вопрос, и объяснила, что молоко появилось из-за молоденького английского лейтенанта. Юноша ей так нравился, казался таким беспомощным, его так хотелось покормить и приласкать, что он вызвал прилив материнских чувств.

Ощутив, что бодрость и силы вернулись, они поднялись и возобновили прогулку. Мария Конопника сказала: «Примерно то же я чувствовала по отношению к твоему дяде. Считала, что, утешаю, жалею его. Думала, что никому не причиню вреда, если помогу ему. Конечно, мы всегда немного обманываем себя».

«Я видела, как ты утешала его!» — дочь криво усмехнулась.

«Да, знаю! Ах, это было ужасно! У нас чуть сердце не разорвалось от страха! Оставалось только молиться и надеяться, что ты слишком мала, чтобы понять… Но, как видно, надежды оказались тщетными. Прости меня, Лиза, родная. Понимаешь, мы понятия не имели, что ты осталась на яхте. В обязанности Сони входило следить, чтобы…»

«Я имела в виду другой случай, в беседке!» — Лиза улыбнулась, слегка поддразнивая ее, но мать недоумевала. «Мы никогда ничего себе не позволяли в беседке, и вообще в таких местах, где нас могут увидеть. Почти все время встречались на яхте, когда твой отец уходил на работу, а тетя предпочитала остаться. Мы всегда проявляли сугубую осторожность».

Потом она вспомнила, и покраснела: «Подожди! Да, да, я знаю, о чем ты говоришь! Один-единственный раз! Господи, как глупо мы тогда вели себя! Так ты нас заметила? Я не думала, что ты вообще куда-то уйдешь! Да, конечно, я помню! Я тогда делала набросок на пляже, верно? Но думала совсем о другом… Наверняка прескверная получилась картина! Было ужасно жарко, верно? Почти как сейчас. Потом подошли твои тетя и дядя, Магда захотела позагорать, а Франц и я отправились на прогулку по саду. Да, действительно!» она улыбнулась, и кожа на нетронутой огнем правой части лица покраснела еще больше. «Мы ведь всего лишь целовались, разве нет?»

Лиза с утрированным негодованием потрясла головой. — «Ты всего лишь была полуголой!»

«Я? Не может быть! О Господи! Правда! Я вспомнила! Мы, тогда, наверное, совсем сошли с ума!» — Неожиданно она звонко рассмеялась, сверкнули перламутровые ровные зубы, которые почему-то врезались в память с детства.

«Приходится признать, нас очень тянуло друг к другу в сексуальном плане. Ну конечно, я пыталась себе внушить, что влюблена. Поглощала поэзию: „Люблю горящих уст я вызовы немые, / Восторги быстрые, живые“, и тому подобное. Женщине всегда трудно признать, что в основе отношений лежит плотская страсть. Ты отнеслась бы к нам снисходительнее, скажи я, что между нами вспыхнула вечная любовь, но я не хочу лгать».

«Нет, я вас не обвиняю», — произнесла Лиза. — «Мне некого и не за что прощать. Я просто считаю все это… любопытным ». Она снова взяла мать за руку. — «Мне кажется, я тебя понимаю. Представляю, какое сладкое волнение испытываешь, мчась на поезде к любовнику, зная, что и он сейчас чувствует то же самое, путешествуя навстречу тебе. Я много думала о вас раньше».

«Верно!» — признала мать, грустно покачивая головой.

«Две точки на карте движутся все ближе и ближе друг к другу, чтобы, наконец, соединиться! Больные страстью, каждая минута кажется вечностью! К тому же, сладость запретного плода ».

Мать наклонила голову. — «Да, и это тоже. Мы совершили страшный грех».

«Даже если так, в конечном итоге прошлое не имеет значения, только будущее. Звучит банально, но правда есть правда».

Мать застыла на месте, спрятала лицо в ладонях. «Пожар! Ужас, ужас!» Она долго не могла унять дрожь. Потом опустила руки и слабым голосом продолжила.

«Кажется, это случилось на вторую ночь. Мы не виделись три месяца, и не могли оторваться друг от друга. Ты, наверное, знаешь, — когда лежишь в постели с мужчиной, полностью уходишь в свои ощущения, другие чувства притупляются, все остальное перестает существовать. Мы ослепли и оглохли. Потом, когда закончили, поняли, что комнату заполнил дым, стали кашлять и задыхаться. За дверью раздавался страшный рев. Франц встал и открыл ее: там полыхало, как в аду». Она передернулась, будто тело, как тогда, охватил огонь, сама словно гибкий язык пламени.

«Все уже позади», — Лиза сжала ее руку. Постепенно мать успокоилась.

«По-моему, там, где есть любовь, — неважно, в каком виде она предстает, — существует надежда на спасение». Перед глазами сверкнул штык, готовый войти меж распростертых бедер, и Лиза быстро поправила себя, — «Я имею в виду, любовь как чувство близости».

«Нежность».

«Да, именно!»

Они все дальше и дальше шагали вдоль берега. Солнце опускалось, стало чуть прохладнее. Тяжело махая крыльями, снова прилетел ворон, и сердце Лизы сжалось от внезапного ужаса. Она остановилась. «Это Мертвое море?»

«Нет, что ты!» — с серебристым смехом воскликнула мать. Она объяснила, что в озеро впадает река Иордан, которую в свою очередь питает ручей. «Как видишь, вода здесь всегда свежая и чистая». Слова матери полностью рассеяли страх; дочь кивнула, и они пошли дальше.