Януш Леон Вишневский - Триптих. Одиночество в Сети

Бог ли помог на пути от непонятных мычаний Homo erectus до поэзии современного Homo sapiens или только определенного вида белок, для большинства из нас — лишь научный курьез. Существенным же для всех является тот факт (часто совершенно неосознаваемый), что Человек является Человеком на самом деле благодаря речи. Без слов не возникли бы идеи, которые привели к тому, что между изобретением копья и выводом на орбиту космической станции прошло всего лишь 12 тысяч лет. Но самом деле людей в речи восхищает не ее миссия носителя прогресса. Их в словах восхищает то, что можно благодаря им пережить. И что такие переживания можно передать другим.

Со времени открытия Гутенберга из Майнца свыше 600 лет тому назад слушающего и говорящего могли уже отделять пространство и время. Слова нашли свое место в книгах и газетах. И восхищение словами приумножилось. Люди начали писать.

Из букв-литер возникла литература.

Используя 32 буквы, можно написать бесконечно много слов. Составить из них приказ об увольнении, смертные приговоры и свидетельства о смерти, но можно также написать нечто гениальное и изменяющее мир, как, скажем, «Жестяной барабан».

Восхищение словом в книгах не было простым восхищением информацией, которую несут эти слова. Если применить математическую модель Шеннона [30] Шеннон Клод Элвуд (1916–2001) — американский математик и инженер, один из создателей математической теории информации. к беллетристике, то выяснится, что б о льшая часть содержащейся в книге информации — шум, а не информация в термодинамическом смысле. Но, несмотря на это, люди хотят тонуть в этом шуме, потому что находят в нем вдохновение для своих фантазий и начало химии собственных эмоций. Когда я читаю в научных журналах анализы сонетов Шекспира с точки зрения теории информации, мне всегда приходит на память анекдот об американском физике, нобелевском лауреате, соседе фермера, у которого по какой-то причине не неслись куры. И тогда в один прекрасный день сосед фермер попросил у нобелевского лауреата совета и помощи. Тот через неделю после посещения фермы позвонил фермеру и начал разговор такой фразой: «Билл, вначале допустим, что курица круглая…»

«В начале было Слово…» Если действительно Бог и есть тот самый Программист, то и в «начале» интернета Библия не ошибается. Ибо в начале интернета (более 30 лет тому назад) было слово. Даже если непосредственные исполнители планировали нечто другое. Мало кто знает эту историю.

Вечером 20 октября 1969 года группа компьютерщиков в вычислительном центре Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе (UCLA) должна была впервые в истории человечества сделать так, чтобы два компьютера «заговорили» друг с другом. Вторым был компьютер Стенфордского института на севере Калифорнии. UCLA должен был послать слово «log», представлявшее простой кодовый набор букв, а Стенфорд получение каждой буквы должен был подтверждать ее повторением.

UCLA послал «L», Стенфорд подтвердил получение и довел до «LL». UCLA послал «О», Стенфорд начал было подтверждать получение, но в этот момент связь прервалась. Система зависла. На экране в Лос-Анджелесе осталось только «LLO». И это так необычайно символично. Американцы часто произносят «Hello» с глухим «he», и получается «(he)llo».

«Привет» — такова первая информация, переданная по интернету. Причем вопреки воле отправителя.

В начале было Слово…

Когда пишешь только научные статьи, особенно те, что касаются естественных наук, слова, в сущности, лишь средство, с помощью которого передается информация. Закодировать ее как можно короче, постараться, чтобы в ее передаче было как можно меньше термодинамического шума, убрать из нее собственные эмоции, а свое — автора — присутствие ограничить исключительно фамилией на титульном листе. При таком взгляде на роль слова ответственность за него сводится исключительно к ответственности за истину, которую эти слова должны передать. Это очень большая ответственность, но принципиально полностью игнорирующая эмоциональное восприятие и реакцию читателей. Даже самому тщеславному и самовлюбленному генетику не придет в голову, что кто-то может растрогаться до слез, впасть в депрессию или изменить свою жизнь по прочтении его работы, посвященной обнаружению полиморфных участков генома при помощи маркеров. [31] Генетический маркер — участок ДНК с известной локализацией. Когда «Одиночество…» покинуло компьютерный диск в моем бюро во Франкфурте, я отнесся к нему скорее (подобно тому самому генетику) как к очередной «публикации», чем как к литературному произведению. Публикации для меня экзотической, абсолютно новой, но все-таки публикации. Не знаю, все ли дебютанты чувствуют то же самое или это специфика дебютирующих химиков-программистов. Даже обнародование своего электронного адреса на обложке книги я трактовал скорее как обязанность подтвердить свое существование в контексте тематики этой книги (ведь я поместил главных героев в Сеть), чем как попытку хитро выманить у читателей их реакции. Да и в публикуемых мною научных статьях я тоже сообщаю свой электронный адрес.

В том, что это не просто публикация, я убедился, когда стали приходить первые мейлы. Поначалу я впал в состояние безграничного удивления: я чувствовал себя как тот генетик, изучающий полиморфизм. Даже хуже, потому что я не представлял, что кто-то, даже если бы и написал ему, смог бы его обвинить в публикации «лжи и подлости». Но одно обвинение было сформулировано так, что я даже растрогался.

Уважаемый господин автор!

Не знаю, с чего начать, потому что не хочу отнимать у Вас драгоценное время, а в нескольких словах сказать сложно.

У меня тридцатилетняя дочь, и как раз о ней я пишу Вам.

Примерно месяц назад моя дочь, зовут ее Барбара (имя изменено, — Я. Л. В. ), приехала ко мне какая-то странная. Худая, бледная, тихая стала, спокойная и очень-очень грустная. Может быть, Вы способны представить, что чувствует мать, когда видит свое единственное дитя в таком состоянии. Я очень испугалась, потому что в последний раз видела ее такой, когда она рассталась с «любовью всей своей жизни», как она его называла. Первая пришедшая в голову мысль — что этот гад снова принялся тревожить ее и терзать ее голову и сердце. Но я ничего не сказала и не стала спрашивать. Она сама заговорила несколько дней спустя. Дала мне какую-то книгу и сказала: ты ведь всегда хотела знать почему, так прочти и увидишь, как я любила его и кем он был для меня.

Вы уже, наверное, догадались, что это была Ваша книга. Я успела прочесть ее до восхода солнца, потом пошла в ее комнату, и мы несколько часов вместе проплакали.

Моя дочь тоже встретила такого Якуба, хотя, скажу я Вам, думаю, только Бася находила в нем столько прекрасного. Мне уже много лет, и я видела много хороших мужчин, но в таких Якубов не верю. «Мужик, он и есть мужик, даже если его вымыть и в чистое одеть», — говорила, царство ей небесное, моя мамочка.