Ирина Кудесова - Там, где хочешь

— Первое занятие бесплатно. Только дорогу оплатите.

— Мадам воспротивилась, но порыв оценила.

Бывает же такое. У мадам оказался сын, ей, Аннагуль, ровесник, — неженатый, хозяин фирмы, к музыке неравнодушный. Но у родителей его не застанешь — Аннагуль ездила к мадам уже два месяца, раз в неделю, а дома околачивалась только его сестрица, взаимная непереносимость наступила мгновенно.

Зато мадам была очарована. После занятия приглашала Аннагуль «что-нибудь проглотить перед дорогой» (время для задушевных бесед). Добеседовались до того, что мадам пообещала: «Я его заманю». Предложение сыграть в четыре руки с молодой красивой учительницей музыки повторять не пришлось…

Неплох собой и при деньгах. Дом наследует, правда сестрица отсвечивает. Сказала Антону — выйду за итальяшку, получу вид на жительство по браку, разведусь и потребую компенсацию. Антон, конечно, разверещался, начал чемодан собирать, обиженного строить. Можно подумать, ему есть куда идти. «Ты не понимаешь, что я для нашего будущего стараюсь?» Не понимал. Пришлось объяснить, какую компенсацию можно стрясти с человека, у которого такие доходы, — и это впечатлило. Посопротивлялся вяло: «А откуда ты знаешь, что он столько зарабатывает?» — «Ты бы на его машину посмотрел и на дом», — весь вечер уговаривала, как маленького, и уговорила. Сирена!

Знала, что ребенка надо делать сразу, — у итальянца эмоции через край, но в тридцать семь неженат, детей нет, значит, не так прост.

Забеременела слету.

— Она сказала, что пьет противозачаточные.

— А когда сообщила о беременности, ты…

— Ответил, что детей делают вдвоем, а не в одиночку. Тут ее ангельское пение обернулось хриплым карканьем.

Сидели у Ноэля в кабинете, народ разошелся уже.

— А что твоя мама?

— Запретила ей в социальном отеле жить и питаться кое-как. Когда Клелия родилась, мать по ночам вставала бутылочку давать — грудью Анна не кормила, чтобы форму не потерять. Через месяц съехала, а Клелия осталась, до трех лет у моих родителей жила.

— А сейчас?

— Два года назад Анна ее забрала. Внушала ей: «Бабушка тебя не любит. Папе ты не нужна…» Представляешь, как это ребенка травмировало? Мы отсудили право забирать Клелию со вторника на среду и через выходные плюс половина каникул.

— А Клелию не смущает, что у ее матери есть друг?

— Не друг, а принц. Папой его называть не хочет. Как-то спросила: «У тебя есть принцесса?» «Нет», — говорю. «Когда найдешь, покажи. Ты же с ней не станешь жить, если она мне не понравится?»

— Ты что ответил?

— Паникуешь? — улыбнулся.

Паниковать было отчего, но совсем не по этому поводу.

Во время обеда Ноэль сообщил: в “Citadines” на Монмартре — отель квартирного типа — есть однушка свободная, можно заселяться. Растерялась: «А ты?» — «Буду заезжать…» Отлично. Искала семьи, а тут кукуй в ожидании — приедет сегодня или «устал, завтра рано вставать».

Ксенька разохалась: «Как же так, ты ж из-за него на улице оказалась!» А вот так. Привык один, в сорок два года время нужно, чтобы перестроиться. Только у нее-то времени нет.

— Не дави на мужика. — Анька сходу все поняла. — Любит — сам придет. А нет — не удержишь.

Что значит «а нет»?

Умнее всего было бы познакомиться с его родителями. И с Клелией. Если примут в принцессы, вряд ли на Монмартре придется куковать.

И — о чудо. У Ноэля звонит мобильный, следуют препирания («американские горки»): “Mamma! Non so ancora! Ti chiamero ` !”

— Сегодня семейное сборище, я бы не ходил, но Клелия здесь, а я ее почти не вижу. Можешь пойти со мной, но если не хочешь — я не настаиваю.

Глазок скайпа напротив ее имени погас, серый стал: Маринка выключила компьютер. От этого погасло что-то внутри. Ждать ее до завтра. Воображать, как они по ресторанам катаются и в постели кувыркаются.

Мать сообщила: «От Марины письмо пришло. Ей якобы “жаль, что так получилось”! Девчонки у нас в отделе говорят — вот вранье-то! Подцепила денежного мужика, жаль ей! Еще решается мне письма писать! А она, случаем, не еврейка?» Сам виноват, со злости рассказал про богатенького Буратино. Мать не переубедишь, разве что уломал ядовитых мэйлов не выпускать.

Приедет на днях, заберет все свое.

И станет легче.

Устал просыпаться среди ее вещей. Открываешь глаза и в адище проваливаешься, прямиком на сковороду. Теперь в коробки все покидал, только мелочи оставил — картинки на стенах, бирюльки всякие. Зачем они ей в новой-то жизни, а без них здесь совсем лысо будет. Наконец, может, удастся убедить себя — не было этих трех лет, приснились, хоть никогда не снится ничего. Да, единственный сон, на который оказался способен.

А тут еще и призраки завелись. Это было непереносимо…

Сидел за компьютером, поздно. И вдруг отчетливо услышал звук льющейся воды. Будто в душе кто-то. Оглянулся — в ванной свет горит, и дверь чуть приоткрыта. Она всегда оставляла щелку — чтобы под душем поток словес не прерывать. Нет, свет точно выключал. И этот звук, абсолютно реальный…

Смотрел на полоску света. Шум воды стал затухать, потом исчез.

Достал со шкафа коробки, начал кидать в них все подряд.

Андрей, оказалось, все еще сидел, работал.

— Мама будет рада тебя видеть, — Ноэль кивнул на Марину: — Знакомься…

До дома минут семь ходьбы. Андрей охотно на вопросы отвечает. Ноэль молчит, поглядывает искоса: по-русски пойди пойми.

Дорожка через цветник, высокое крыльцо. Марина проводит ладонью по шершавому камню стены.

Здесь ослепительно светло. В гостиной горит люстра, и в коридоре, и в комнате, в кухне, всюду свет. В этом свете стоит маленькая худощавая женщина с черными волосами каре, со смеющимися глазами.

— Заходите, заходите!

— Я Марина…

— Марина… — женщина понимающе кивает, улыбка у нее сияющая. — Я мадам Дель Анна.

Что-то стало таять, быстро таять внутри и растекаться теплом — эта солнечная женщина была нужна ей. Марина следит, как она обнимает Андрея, шепчет Ноэлю: «Натале, все давно тут…»

Из гостиной выходит отец Ноэля — он тоже худощавый, невысокий, только не улыбается. Но и не хмурится — так, погрозил пальцем:

— Мы вас уже час ждем!

В гостиной — длинный стол, белая скатерть, блюда, блюда, лица, лица. Одна женщина — высокомерная, немолодая, но еще красивая — сходу отчитывает Ноэля за вечное отсутствие, другая — лет сорока, с длинными черными волосами — выдвигает стул: «Садитесь рядом… Я Изабель…»

— Папа!

Девочка спрыгивает с дивана, бежит к Ноэлю, он подхватывает ее, тискает, целует. У девочки блестящие темные волосы, розовое платье.

Марина садится между Изабель и Андреем.

Счастье.

Потихоньку Марина знакомится со всеми. Алекс — носатый, короткостриженый здоровяк лет тридцати пяти — сын высокомерной красавицы Сесилии и брат Изабель. Энрико — восемнадцатилетний красавчик с замашками плейбоя — сын Изабель. Муж Сесилии Валентино — похож на отца Ноэля, только покрупнее. Два мальчика прибежали из соседней комнаты — один сын Изабель, другой — Алекса. Сесилия разглядывает Марину, и Марина отводит глаза. Мама Ноэля наклоняется к Сесилии: