Ирина Кудесова - Там, где хочешь

Марина перебегает улицу: пока Ноэль развернется, могут место перехватить. Горбатый «ситроен» тормозит, Марина разводит руками: опоздал, старичок.

Ноэль захлопывает дверцу.

— Как говорят, если нашел свободное место, тебе сегодня изменят.

— Эти ваши французские приметы что-то не сбываются.

— Сбудутся когда-нибудь…

Они идут по улице Pierre Charron, сейчас слева окажется обувной бутик, Ноэль прилипнет к стеклу, рассматривая дорогие ботинки. Как обычно. Потом — «Лядюрэ», мороженое в высоких фужерах, разговоры об одном и том же.

— Мне тут позвонил Кристоф, бывший клиент. Такая… помесь твоего мужа с твоей подругой Аней. Как она, умеет близко быть, но дистанцию держит вроде Дениса. Я рассказал ему про тебя, он готов встретиться. Мой ровесник.

— Ну… можно.

— У него двадцатилетняя подружка, но жена смотрит на это сквозь пальцы.

— Встречаемся с подружкой или с женой?

— Ты не поняла. Это тот мужчина, что тебе нужен.

Да. Вот и такое услышала. Сжала губы.

— Да никуда я не денусь, что ты пугаешься. Но тебе же иного в постели надо. Думаешь, не понимаю?

Отвернулась. Ноэль обнял за плечи, стиснул. Шли по Елисейским. Это сбивало с толку: его обычный мягкий взгляд. Как будто он и вправду желал добра.

— А тебе, выходит, все равно?

— Мне не все равно. Но что такое любовь? Когда интересы другого важнее своих. У людей любовь проявляется в эгоистическом «не трогайте мое». А я даю тебе свободу. И пытаюсь дать радость.

— Радостью для меня было бы «я тебя никому не отдам».

— Ты не вещь, чтобы тебя отдавать или нет.

Как бы и прав. Но почему ее рука, что держит его ладонь, — будто бы пуста? И от этой пустоты, и от его теплоты в глазах — тоска.

Распахнул бледно-зеленую дверь с темными стеклами. Подошли к стойке:

— Я заказывал столик на имя Ноэль. Ноэль, как праздник.

Она ответила! Айко Аоки ответила! Марина кричит в трубку:

— Ей понравились «Приключения Марго»! Ноэль, у нее мама-то — француженка! Айко то в Токио, то в Париже!

Ноэль в не меньшем восторге, чем Марина.

— Я тебе говорил! Говорил! А ты ей писать не хотела!

— Я Кунихико Икухара не хотела…

— И ему напишешь! Прямо сегодня!

Да, здесь Ноэль неподражаем. После Корто особенно впечатляет. Кстати, Корто запропал. Может, и правда пражская пани без дитяти оказалась?

Айко написала, что ее дед несколько лет назад в России побывал. Он мэтр японской кухни, давал мастер-класс. «Похоже, в Москве много японских ресторанов?»

Да кто знает, что там в Москве.

Стыдно признаться — до Японского культурного центра ноги всего один раз донесли. Но ведь не столько Япония интересует, сколько — сказки. Мир, в который шагнешь, и все исчезнет: этот чужой дом, и страх перед завтрашним днем, и ощущение, что когда держишь его за руку, в ладони — пустота.

— А как тебе такое объявление: «Три комнаты, 60 кв. м, окна во двор, на улице Обер»? Это недалеко от «Трех Ступенек».

— Шестьдесят метров — мало. Но окна во двор… Спроси, вечером можно посмотреть?

Ищутся три комнаты, а не четыре: Джованни попал в немилость. Как уехал — ни разу не позвонил! Заполучил подружку, и привет. Семейство Дель Анна окрестило Джованни скрягой и эгоистом, у них «эгоист» — как клеймо ставится, не отскребешь.

Мысль преследует: ушлют в Новочебоксарск, у него квартира будет свободная. Спрашивает: «Ты мне не доверяешь?» А как доверять, если то и дело шуточки проскальзывают: «А ты бы переспала с Энрико? А с Джованни? А с Андреем?»… Или кивнет на «прохожий» зад: «Видела? Да ладно, я ж как на произведение искусства смотрю». Корто такое в голову не приходило говорить.

— Марина!

Клелия вбегает. Она придет и первым делом Марину ищет. Трогательно. И держать ее на коленях, обнимать теплое тельце — трогательно. Будь эта девочка только Ноэлева… Как было бы чудно читать ей на ночь сказки, расчесывать темные волосы мохнатой щеткой. Это слепой материнский инстинкт или зрячее чувство? Девочка твоей не будет, так что нечего гадать.

— Звонит! — Клелия хватает телефон, тянет Марине. На экране светится: «Корто».

— Я нашел адвоката. Если собираешься разводиться по мировой, появляйся, составим бумагу на двоих. В противном случае жди вестей.

— Ты можешь подождать? Мне через неделю в префектуру…

— Не-а. Не могу.

— Ты меня всех друзей лишила! И дочери тоже! Да, дочери! Потому что она мне как дочь! — Альберто помолчал. — У меня ничего не осталось, кроме твоей кислой мины утром и вечером…

Девочка на стороне матери. Она выбрала сильнейшего и со слабейшим не дружит.

— Катья! Ты целыми днями в MTV пялишься, может, тебе работать пойти? Почему я все должен на себе тащить?

— Потому что ты мужик. Ах, да, я забыла — ты ж не мужик.

В такие минуты Альберто мучительно хотелось позвонить Веронике. И однажды он позвонил.

Марина стояла, заткнув уши ipod ’ом, на острове Ибисов, смотрела в темную воду.

Сегодня сорвалась, поехала к адвокату, на площадь Nation . Денис ждал в кафе “Marco Polo” . Единственный человек, который мог ее спасти, который понимал, каково ей, сидел на террасе, в углу, когда она вошла, не улыбнулся.

Опустилась на стул. Официант подскочил:

— Что будете…

Денис оборвал его:

— Я хотел бы рассчитаться.

Вышли. Марина прикусила губу: знакомая развинченная походка, руки в карманы. Как будто отбросило ее в первую встречу, когда она шла, косилась на него, улыбалась: нравился. И теперь — нравился. Нет, больше: нужен был. Это как завязавшему курильщику подсунуть сигарету. Очень хочется затянуться.

— Корто, я соскучилась. Я так соскучилась…

Но он уже набирал номер адвоката:

— Я приду с… женой.

Выдавил «жену» как косточку из черносливины.

— Корто…

Обняла — высвободился, опять обняла.

— Что, с макаронником не ладится?

Кивнула, не поднимая глаз, не разнимая рук.

— Ммм… Пошли.

В этом «пошли» — мягкая краска. Руки сами расцепились.

— Корто, я не хочу с тобой — к адвокату. Как-нибудь, но без этого…

— Без этого нельзя.

За тяжелой дверью парадного — домофон: «Я к мэтру Арфейеру». — «Второй этаж». Мраморная лестница, красный ковер, Марина нажимает кнопку лифта, но Денис поднимается пешком, не оглянувшись. Отвыкла она от этого — когда каждый по себе.

Смотрела ему вслед. Обернулся.

— Идешь?

— Я не хочу.

— Прекрати этот детский сад.

Она шла по лестнице и ревела. Ревела, когда тучный мэтр Арфейер вышел в приемную и пригласил в кабинет. Он посмотрел на нее и сказал: «Если одна сторона будет против, я не смогу выступать как ваш адвокат». В кабинете над камином красовалось высоченное зеркало в золоченой раме, рядом стоял чудовищных размеров письменный стол темного дерева, заваленный бумагами и книгами. Они громоздились даже на полу, на скрипящих половицах: книги и стопки папок, подпирающие друг друга. На камине пылились африканские статуэтки, фигуры с заломленными руками, среди них белел карликовый бивень на подставке. Жилище людоеда. Напротив стола — два кресла, обтянутые бордовым вельветом, под старину — а может, и правда допотопные. Сюда и приземлились.