Эрик Сигал - Однокурсники

Джордж аккуратно собрал все бумаги, сложил их в свой портфель-«дипломат» и зашагал в сторону гостевого коттеджа, где находились помещения, предназначенные для некоторых помощников, работающих в резиденции президента.

Он просидел за своим письменным столом не больше пяти минут, как к нему без стука вошел Киссинджер в махровом купальном халате.

— Джордж, — сказал он взволнованно, — ты не поверишь, что сделал сейчас президент.

— Хорошее или плохое?

— Ну, это зависит от того, с какой точки зрения смотреть, мой мальчик, — произнес он, и лицо его расплылось в улыбке. — Он только что попросил меня стать госсекретарем.

— Господи, Генри, поздравляю.

— Слушай, можно, я воспользуюсь твоим телефоном? Мне бы хотелось позвонить родителям и сообщить им.

22 сентября, в 11.06, в Восточном зале Белого дома доктор Генри А. Киссинджер принял должностную присягу и стал исполнять обязанности государственного секретаря Америки, пятьдесят шестого по счету.

Джордж Келлер, один из немногих людей не из числа представителей прессы, получил право присутствовать на торжественной церемонии. Причем в качестве специального помощника нового госсекретаря.

Киссинджер произнес свою краткую благодарственную речь от чистого сердца. «Ни в одной другой стране мира невозможно представить себе, чтобы человек моего происхождения достиг такого высокого положения, как я, который стоит теперь здесь, рядом с самим президентом Соединенных Штатов…»

Джордж в душе надеялся, что человеку, имеющему такое происхождение, как у него самого, Америка тоже предоставит неограниченные возможности.

— Генри, могу я занять пару секунд вашего времени?

Недавно назначенный госсекретарь оторвал взгляд от письменного стола и приветливо ответил:

— Разумеется, Джордж. Какую неразрешимую мировую проблему ты желаешь предложить моему вниманию?

— Это скорее не проблема и больше походит на загадку. Как вы знаете, я поддерживаю отношения с Андреевым из русского посольства…

— Конечно. Наш лучший друг, хоть и враг.

— Так вот, он приглашает меня пообедать в «Сан-Суси».

— Хорошо. — Киссинджер улыбнулся. — Обед из нескольких блюд — это все, что осталось от политики разрядки.

— Я серьезно, Генри, — ответил Джордж. — Он хочет познакомить меня с их новым атташе по культуре.

— А, да, — вспомнил Киссинджер, обладающий феноменальной памятью. — Один тип по фамилии Якушкин.

Джордж утвердительно кивнул.

— Как вы думаете, что ему надо?

— А я бы, мой мальчик, как раз хотел, чтобы именно это ты и выяснил. Однако хочешь услышать совет своего старого профессора?

— Определенно.

— Попробуй заказать утиное филе. Его готовят в ликере из черной смородины.

Это и есть парадокс по-вашингтонски. В любых других обстоятельствах подобные действия вызвали бы осуждение: как же так, вы оказываете помощь и поддержку — в данном случае в виде угощения изысканной кухней — своему врагу. Но в американской столице это называется «гастрономической дипломатией».

Некоторые из приближенных людей президента, как, например, Холдеман и Эрлихман, были завсегдатаями «Сан-Суси» — по всеобщему признанию, лучшего ресторана в районе Белого дома, до которого можно дойти пешком. И все уже привыкли к тому, что правительственные чиновники (и даже сотрудники среднего звена, такие как Джордж) сидят за одним столиком и едят вместе с представителями государства, считавшегося их смертельным врагом.

За время работы в аппарате правительства Джордж Келлер уже приобрел опыт подобных застолий. Впрочем, он так и не смог выяснить, за что русское посольство оказывает ему такие знаки внимания. Вначале он думал, будто им нравится, что он бегло разговаривает на их языке. Однако все их беседы проходили на английском. И никто при этом даже не понижал голоса.

Тем не менее согласно процедуре он представлял в ФБР специальную докладную записку, в которой содержался подробный отчет о том, какие темы затрагивались в каждом из имевших место разговоров.

То уважительное отношение, с которым относились к нему сотрудники советского посольства, не только не вызывало подозрений у компетентных органов, но даже повышало его статус в их глазах. Специалисты в Госдепартаменте и в ЦРУ считали эти контакты полезными, поскольку Джордж таким образом смог бы помочь когда-нибудь выйти на потенциального перебежчика.

Погода стояла хорошая, и Джордж пошел к ресторану пешком — через Пенсильвания-авеню и по 17-й улице.

Андреев, лысый мужчина средних лет, в бесформенном сером костюме, что сразу выдавало в нем русского, помахал ему рукой, приглашая к столику, где какой-то мужчина помоложе, одетый в синий пиджак и полосатый галстук, поднялся с места, чтобы поздороваться с ним за руку.

— Дмитрий Якушкин, Джордж Келлер, — представил их друг другу Андреев. И весело добавил: — Будь с ним повежливей. Он знает о Восточной Европе больше нашего.

— Постараюсь не ударить в грязь лицом, — сказал дипломат на безупречном английском языке.

Джордж сразу подумал: «Ну надо же: произношение у него почти как у меня».

— Что желаете выпить? — спросил Андреев. — «Кровавую Мэри» или коктейль с шампанским?

— У них здесь отличная русская водка, поэтому я буду «Кровавую Мэри».

Андреев показал три пальца метрдотелю, тот просто кивнул в ответ — объяснять ничего не понадобилось.

Разговор был чрезвычайно задушевным и исключительно поверхностным. Джордж сидел, выжидая, когда же его собеседники чем-нибудь выдадут себя.

Между тем, когда принесли creme brulie [66] Крем-брюле (фр.), сливочный пудинг с карамельной корочкой. , Якушкин стал расспрашивать его, не собирается ли он съездить в Венгрию, ведь теперь, после принятия им гражданства США, это вполне осуществимо. И еще о каких-то несерьезных вещах.

Джордж с небрежным видом стал рассуждать — но без особого напора — о прелестях жизни в капиталистическом обществе и о том, как ему нравится вести светскую жизнь в Вашингтоне, где повсюду вас окружают красивые женщины. И Дмитрий вскоре сам в этом сможет убедиться.

Он заметил, как при этих словах у молодого человека сверкнули искорки в глазах. Может, перед ним — кандидат, размышлял Джордж. И возможно, он хочет выяснить окольными путями, насколько хорошо приживется здесь бывший коммунист, если станет перебежчиком.

Во всяком случае, это было его единственное заключение в докладной записке, которую он продиктовал своей секретарше, вернувшись после обеда.

Примерно около трех часов госсекретарь заглянул к нему в кабинет, сунув голову в дверь, и спросил:

— Ну, как?

— Вы оказались правы, Генри. Утиные грудки там просто великолепны.