Эрик Сигал - Однокурсники

— Знаешь, у тебя есть все основания сердиться на меня, — сказал он, волнуясь. — Мне так многое надо объяснить. Я должен был хотя бы написать тебе…

— Ты многое должен был сделать, — сказала она машинально.

— Я знаю. Я знаю.

— Неужели, Дьюри? Ты вообще подумал о чем-нибудь, когда бросал нас? Ты хоть когда-нибудь пытался узнать, что с отцом? Или со мной? Или даже с Аникой?

Он внезапно похолодел. На него вдруг дохнуло морозом — как в тот зимний день много лет тому назад. Все эти годы, как только он начинал думать о тех событиях — или когда сны заставляли его вспоминать о них, — он испытывал жгучий стыд. И утешался лишь тем, что это его личная тайна. Но теперь он понял, что другие тоже знают об этом. Но откуда?

— Я пытался найти ее, — беспомощно возразил Джордж.

— Ты бросил ее! Ты бросил ее, истекающую кровью, умирать.

— Где… где она похоронена?

— В одной убогой муниципальной квартире.

Джорджа словно оглушило ударом, он не верил своим ушам.

— Ты хочешь сказать, она жива?

— Едва, Дьюри. Едва жива.

— Чем она занимается?

— Сидит в инвалидном кресле, — ответила Марика — Это все, чем она может заниматься.

— Как ее найти?

— Нет, Дьюри, ты и так сделал ее несчастной. И я больше не позволю тебе причинять ей боль.

— Пожалуйста, Марика, я должен увидеть ее. Я должен. Я хочу ей помочь.

Сестра покачала головой и тихим голосом завершила их разговор:

— Ты должен был сделать это восемнадцать лет назад. Она отвернулась от него и больше не стала с ним разговаривать.

Когда на следующее утро Джордж Келлер прибыл в больницу, ему сообщили, что его отец скончался ночью, во сне.

Первым же рейсом он вылетел в Париж. Никогда в жизни ему не было так одиноко.

Едва пройдя таможню в вашингтонском международном аэропорту Даллеса, Джордж Келлер нашел телефонную будку и позвонил Кэтрин Фицджеральд в офис Нейдера.

— Привет, как съездил? Газеты сообщают, вы хорошо поработали в Москве.

— Долго рассказывать, — ответил он. — А сейчас мне нужно, чтобы ты безотлагательно оказала мне одну любезность.

— Подобные речи меня беспокоят, доктор Келлер. Ты никогда ничего не делаешь без тайного умысла. Что же тебе требуется на этот раз?

— Жена, — ответил Джордж.

На другом конце провода внезапно замолчали.

— Это что, такая шутка?

— Ты же знаешь, у меня нет чувства юмора. Итак — ты выйдешь за меня замуж?

— Я не скажу «да», пока ты мне не сообщишь — когда и где.

— Может, в эту пятницу, в полдень, в загсе муниципального центра на И-стрит?

— Если опоздаешь хотя бы на одну минуту, — игриво предупредила она, — обещаю тебе, я уйду.

— А если ты опоздаешь, — нашелся он, — обещаю тебе, что буду ждать. Ну, договорились?

— Будем считать, что мы провели успешные переговоры, — ответила она.

И перед тем, как повесить трубку, она добавила с внезапно нахлынувшей нежностью:

— Джордж, я тебя очень люблю.

После бракосочетания Кэти позволила своим родителям устроить небольшой прием в их честь в фамильном гнезде в Маклине, штат Виргиния. На нем присутствовали старинные школьные друзья и подруги Кэти, ее коллеги из организации Нейдера, несколько деловых партнеров отца невесты с женами. Джордж пригласил со своей стороны только одну супружескую пару — Генри и Нэнси Киссинджер.

Государственный секретарь произнес остроумнейший тост, чем совершенно обезоружил и очаровал новобрачную, которая не спала накануне ночь, трепеща при мысли, что ей предстоит увидеться со своим заклятым врагом.

— Надеюсь, мы теперь друзья, — улыбнулся Генри, целуя Кэти.

— Черт возьми, ведь правду о вас говорят, Генри, — ответила она, светясь от счастья. — Вашему обаянию противостоять невозможно.

— Надеюсь, ты слышишь это, Нэнси, — обратился с усмешкой госсекретарь к собственной новобрачной.

Для республиканца, работающего в Вашингтоне, округ Колумбия, конец июля 1974 года стал неподходящим временем для медового месяца. И хотя Кэти сразу же после свадьбы переехала в квартиру Джорджа, она виделась с ним очень редко. И то поздно ночью.

А все потому, что теперь со всей очевидностью становилось ясно: в связи с Уотергейтским скандалом Никсону вот-вот придется уйти в отставку.

Пока Генри Киссинджер, образно говоря (а иногда и в буквальном смысле), поддерживал измученного президента под руку, Джордж помогал Алу Хейгу приводить Белый дом в порядок.

И если на свадьбе у них конфетти не было в помине, то на работе у Джорджа как-то поздним вечером этой измельченной бумаги оказалось в избытке: из резиденции президента США к нему в кабинет стали поступать документы для уничтожения, которые приносили некоторые члены «дворцовой стражи».

Джордж расправлялся с материалами молниеносно, ни на секунду не задумываясь о том, что ему передают. Он просто запихивал, как заведенный, листы бумаги в прожорливый аппарат, и казалось, процессу этому не будет конца.

Кэти проснулась, когда муж пришел домой в три часа ночи.

— Уж и не знаю, что тебе предложить — стаканчик спиртного на ночь или завтрак, — пошутила она. — Будь на твоем месте кто-то другой, я бы подумала, что дело в женщине.

— Кошмар какой-то, мы будто дежурим у постели умирающего, Кэт. Хейг считает, это только вопрос времени.

— Но почему бы Никсону просто не уйти в отставку: избавил бы всех от страданий — особенно всю страну?

Джордж посмотрел на нее.

— Это чертовски трудное решение, — сказал он тихо.

— Да, но ему придется чертовски за многое ответить.

— Как и любому политику, — заметил Джордж. — У каждого из нас есть свой скелет в шкафу.

— Но только не у тебя, Джордж, — сказала она, обнимая его. — Ты ведь все такой же благородный госслужащий, разве нет?

— Конечно, — ответил он, стараясь казаться веселым.

— Почему бы не уволиться, пока не поздно? Когда Никсон уйдет, давай тоже уйдем.

— Не говори глупостей, Кэти. Именно сейчас я нужен администрации больше всего.

Он не стал говорить, что это редкая возможность совершить колоссальный скачок по карьерной лестнице.

— Ах, — сказала она, целуя его в щеку, — ты мой патриотичный супруг.

В одиннадцать тридцать утра 9 августа Генри Киссинджер связался с Джорджем по телефону и велел срочно зайти к нему в кабинет. Глава аппарата Белого дома уже находился там.

— Здравия желаю, Ал, — сказал Джордж, подражая военному приветствию.

Хейг только угрюмо кивнул в сторону госсекретаря, который сидел за своим столом, держа в руках небольшой клочок белой бумаги.

— О… — Джордж посерьезнел. — Это оно и есть? Киссинджер молча кивнул и передал Джорджу документ, который гласил: